Шведская сказка

Королю же она сказала следующее:

- Завтра придет Эгильон благодарить ваше величество за назначение.

Людовик промолчал. Эгильон испугался и не пришел. Но фаворитка настояла, и герцог был вынужден предстать перед королем. Выслушав слова благодарности, Людовик ничего не ответил.

- Молчание – знак согласия! – провозгласила Дю Барри. Назначение состоялось, и Эгильон стал во главе внешнеполитической кухни Франции.

Фридрих Великий, сидя в Потсдаме, в своих записках отметил:

- С падением Шуазеля, падут и все его проекты, потому что новые министры обыкновенно ведут дела наоборот, чем как они шли при их предшественниках.

И это действительно так. Эгильон радовался если разваливалось что-нибудь из начатого Шуазелем, если шло успешно, как в Швеции, и мы это увидим, то он не мешал, но начинать что-либо новое было для него невероятно сложно. На словах он пытался, но на деле… Эгильон говорил русскому посланнику Хотинскому:

- Я пытаюсь делать шаги к сближению с вашим двором… мы ищем только одного – жить с вами в мире. – Но это было сказано так нерешительно… Хотинский усмехнулся:

- Право, ваше сиятельство, вы бы оказали услугу и туркам и нам и всему человечеству, уговорив Порту прекратить войну.

- Ах, - вздохнул герцог, - как нам подать им такой совет, когда мы же и побудили турок к войне!

Последнее, что удалось предшественнику Эгильона, так это скрепить брачными узами Южный союз. Мария-Антуанетта выходила замуж за дофина Людовика. Празднества были грандиозные.

Шведский королевский полк из скукоты провинциального пребывания и отправился встречать юную принцессу. Батальон Стединка нес караульную службу у Пфальцбурга, где заночевала бедняжка Мария-Антуанетта. Почему бедняжка, спросит читатель? А вы представьте себе четырнадцатилетнюю девочку, оторванную от своей семьи, лишенную всего, что могло бы о ней напоминать, даже крошечной любимой собачки, при этом принужденной раздеться догола на границе государств, не только в присутствии чужих придворных дам, но и (о, ужас!) мужчин. Ее лишили всего: багажа, платьев, белья, служанок, собачки, кареты, драгоценностей, с нее смыли «австрийскую» пыль, заставив принять ванну, ее переодели во французское белье, ей дали на выбор целый гардероб из платьев, шляпок, туфелек и прочих предметов, столь необходимых придворной даме. Ей торопливо объясняли кто есть кто при дворе, и старались погрузить в интриги Версаля, одновременно вовлекая в ту или иную дворцовую партию. Марии-Антуаннете хотелось разрыдаться, когда ее лишили любимой собачки, но одна из встречавших статс-дам, графиня де Буффлер , заметив навернувшиеся было слезы, усмехнулась:

- Ваше высочество, стоит ли жалеть об одной собачонке? Вы скоро получите все, что только пожелаете! Когда станете женой дофина. И…

- И что еще? – дрожащими губами спросила юная принцесса.

- И сумеете понравиться мадам Дю Барри! – многозначительно пояснила графиня Буффлер.

- Кто это? – изумилась Мария-Антуанетта.

- О…, эта дама имеет значительный вес при нашем дворе. Ибо то, что хочет она – хочет король! Правда, она пока еще не добилась «права табуретки» в отличие от своей предшественницы.

- А если я ей не понравлюсь? Или она мне не понравиться? – юная австриячка проявляла характер.

- Вы тогда будете не одиноки. – Невозмутимо отвечала вторая дама, Беатриса де Шуазель-Стенвиль, герцогиня де Грамон . – Тем более, что вы, ваше высочество, принцесса крови. И это будет понятно. Не многим при дворе по душе выходки этой грязной шлюхи.

- Я думала, - Мария-Антуанетта опустила очаровательную головку и тихо произнесла - мне нужно понравиться своему жениху, дофину Людовику, а также его деду, королю Франции.

Обе придворные дамы изумились детской наивности:

- Дофину? Да у него на уме одни игры, охоты и вечное желание поесть. Как будто за королевским столом его мало кормят. Не смотря на свой возраст, он мало интересуется женщинами, если не сказать, что вообще они ему не интересны.

- В отличие от царственного деда!

- Вот ему-то вы можете понравиться! – и обе рассмеялись.

- Но… - принцесса совсем растерялась. Головка шла кругом. Король, дофин, Дю Барри. Не смея больше ничего спрашивать, она замолчала, поджав губки:

- Ах, будь что будет!

Кто бы тогда сказал бедняжке, что жизнь свою она закончит под ножом гильотины. Так решит революционный трибунал восставшего французского народа. Народа, который так никогда и не полюбит свою королеву.

Курт Стединк равнодушно посмотрел на детское личико принцессы, выглянувшее из окна кареты, что проследовала мимо его гвардейцев.