- Замолчи! - сердито прикрикнул на нее атаман. - Опять болтаешь лишнее! Сколько раз я тебе говорил: за то, что выбалтывает рот, платит шея!
И, обернувшись к молодому дворянину, он продолжил:
- По этой стране рассеяно много моего добра, и мне приходится постоянно ездить туда-сюда, чтобы его собрать.
- А какого рода дела у господина, если позволите спросить? притворяясь наивным, спросил граф.
- Вы, господин, сами все поймете, если я скажу, что здешние люди называют меня святотатцем, - откровенно и очень спокойно заявил атаман.
Дворянин подскочил на стуле. Он забыл всю свою вежливость; хотя он с самого начала знал, с кем имеет дело, но ему показалось невыносимым выслушивать в лицо столь наглые ответы.
- И вы говорите это мне?! - вскричал он, хлопнув по столу ладонью. Неужели вам не стыдно?
- Для меня тут нет ни стыда, ни срама, - так же спокойно продолжал атаман. - Если Богу было угодно сделать меня тем, кто я есть, то как я могу уклоняться от Его воли?
- Но ведь в конце концов Богу будет угодно привести вас на галеры, в петлю или на колесо, - смело бросил дворянин, которому изрядно ударило в голову вино. - И это будет горький конец.
- Это будет не конец, - возразил разбойник. - Вот и царь Давид был большой грешник, но перед смертью удостоился от Бога великой чести!
- О, пропади все пропадом, да это же все обман! - крикнул дворянин. Что вы мне голову морочите вашим Давидом? Насчет него я лишь одно могу сказать: почему Бог не сделал всех людей христианами? Почему живут на свете всякие турки и жиды? Ведь это не по Его мысли! Этого не должно быть!
- Если Бог не хочет, чтобы все люди унаследовали небо, - задумчиво проговорил атаман, - то, видно, так и должно быть. Я думаю, что Богу угодно видеть людей внизу, в адской бездне, а не у Себя на небесах. Много ли хорошего может Он ожидать от них? Стоит где-нибудь на земле собраться хотя бы шестерым, тут и жди убийства. Вот и наверху они вряд ли будут способны на лучшее.
- Бросьте проповедовать! - прервал его дворянин. - Вы же прекрасно знаете, что за вашу голову казна назначила десять тысяч талеров и что тот, кто захватит вас живым, получит имение и дворянское звание.
- Знаю, - согласился атаман. - Но и господину не мешало бы знать, что заяц никогда не бывает более быстр и ловок, чем когда за ним гонятся псы. Сеть, в которую меня хотят поймать, еще не сомкнулась вокруг меня!
- Да что ты можешь знать?! - закричал юный граф, которому вино и гнев совсем вскружили голову. - Ты не знаешь даже того, что я сразу же укажу на тебя, если увижу вновь! С тобой покончено! Над твоей головой висит топор палача, подобно тому, как меч висел над каким-то древним королем, про которого я забыл, как его звали, но мой учитель помнит... Он сейчас спит наверху... И почему он не захотел сыграть со мной в ломбер? Сели бы втроем да разогнали тоску...
- Так значит, господин думает, - задумчиво переспросил атаман, - что сможет легко опознать меня, если мы снова встретимся?
- Конечно, о чем тут говорить! Par le sang de Dieu!14 - ответил дворянин. - Я могу поспорить на два богемских дуката, что опознаю тебя!
- Два дуката - хорошая ставка! Я принимаю пари!
- Значит, деньги уже мои! У меня отличная память на лица! - вконец расхрабрился дворянин и, изловчившись, молниеносно сдернул маску с лица разбойника.
В комнате вдруг стало до жути тихо - только звякнул о тарелку столовый нож, который выронил Сверни Шею. Потом атаман тихо встал. Его лицо покрыла мертвенная бледность, но он ни словом, ни жестом не выдал своего волнения.
- Что ж, господин выиграл свое пари самым блестящим образом, - зловеще усмехнулся он. - Вот его деньги!
И он бросил на стол два золотых дуката. Дворянин принял их и зажал в ладони. Лишь теперь он немного протрезвел и понял, что хватил лишку в своей дерзости.
- Однако нам пора прощаться, - сказал атаман. - Вот так всегда: один уезжает, а другой остается... Но полагаю, что мы можем выпить еще по стакану за нашу дружбу!
И поднял свой бокал:
- За сердечную привязанность! За здоровье господина!
- И за долгую жизнь! - неуверенно откликнулся юный граф, поднося стакан к губам.
Он не видел, что Рыжая Лиза уже держала в руке пистолет и проверяла, надежно ли засыпан на полку порох.
Выстрел грянул, прежде чем стакан был допит до дна. Молодой граф с тихим вскриком повалился на стул, уронив голову на край стола. Его лицо вмиг побелело, руки повисли, стакан со звоном разбился на полу. Две золотые монеты покатились в дальний угол комнаты.
Атаман стоял над трупом и пристально смотрел на него. Потом он медленно надел маску.
- Знал ли он, что сейчас умрет? - спросил он, не отводя глаз от убитого.
- Похоже на то, - отозвалась Рыжая Лиза. - В последний миг он, кажется, почувствовал это. Но я не дала ему и "Господи Иисусе!" выговорить. Я целила прямо в сердце, как ты велел. Жаль мне его. Храбрый был мальчик. Но дело не кончено - у нас есть еще один свидетель!
И она указала пистолетом на старика, отца трактирщика, который в тот момент проснулся и, дико озираясь, сел на своей лавке.
Атаман торопливо поправил маску.