Шведское огниво

– Нет ничего хуже, если тебя понимает враг, – отозвался эн-Номан. – Тогда не удастся скрыть от него свои намерения и обмануть. Поэтому спрошу тебя прямо, московский гость: чего ты хочешь? Ваша церковь и так находится под защитой ханов, ваших людей не могут судить ханские наместники и князья, с них даже не берут дани и налогов, не обременяют их никакими повинностями. Зачем тогда ты служишь московскому князю? Ведь твой митрополит куда выше него.

– Ты говоришь о земной власти, а она переменчива. Паства русского митрополита состоит не только из подданных хана. Наши люди живут и на Волыни, – посмотрел на Наримунта, – и в Литве. Не везде достает ханский ярлык. Стоит этим землям уйти из-под руки Орды, они уйдут и от нашего митрополита. Тем более что наш патриарх сидит в Константинополе и полностью в воле тамошнего императора. Земные дела так переплетаются с делами духовными, что подчас и не поймешь, где одно, а где другое. Клобук митрополита слишком часто становится предметом торга между земными правителями.

– Я тебя понял. Но ведь и хан все это понимает. И его предшественники. Поэтому и даны все эти охранные грамоты, поэтому освобождена церковь от малейших тягот. Ты приехал за головой этого юноши? Всем же понятно, зачем он нужен твоему князю. Чтобы торговаться с Гедимином. Тот ведь и Орде тоже враг. Несколько лет с ним война была. Сейчас прячет у себя ханского ослушника – тверского князя.

– Вот ты и подошел к ответу на свой собственный вопрос. Почему тогда княжича до сих пор не отдали Ивану Даниловичу? Ведь он второй год об этом хлопочет. Кто мешает? Ведь самому хану выгодно, чтобы литовский князь отступился от Новгорода, не лез в русские дела. Неспроста же все это? Вот для того я и ищу знающего человека, который в ваших делах поможет разобраться.

– Теперь я тебя окончательно понял. Разобраться во всем этом несложно. Сейчас возле хана ошиваются генуэзцы и венецианцы. Каждый на себя одеяло тянет. У каждого сторонники. Венецианцы подход нашли к любимой ханской жене Тайдуле и ее родне – роду кунгратов. Генуэзцы давно нашли себе покровителей среди киятов. Они давно Крымом правят. Им и попал в руки этот княжич. Видно, интересы где-то пересеклись, вот и вышла заминка.

– В чем интерес-то? Какое дело этим генуэзцам и венецианцам до русских дел?

«Про закамское серебро ни гугу, – подумалось Злату. – Хитрит. Неужто думает, эн-Номан про это не знает? Не выгорит его дело».

Шейх долго и внимательно смотрел на Алексия. Потом усмехнулся. Нехорошо так. Зло.

– Какое, говоришь, им дело? Им до всего дело, где поживой пахнет. Только пожива всякая бывает. Не только деньгами меряется. Да и не только купцы в наши края тянутся. Власть, говоришь, земная переменчива? Вот с этого бы и начинал. Сегодня хан дал ярлык, а завтра заберет, ты это хочешь сказать? И митрополиту, и князю. Хан – он ведь басурман, неверный. Молчи! Дай сказать. Мы же с тобой откровенно беседуем. По крайней мере я. Узбек султаном Мухаммедом себя именует, защитником веры. Не всем это нравится. А знаешь, что по мусульманскому закону все иноверцы должны особый налог платить? Поверь уж мне на слово, я право много лет изучал. Как это с вашим ярлыком сходится?

– Сойдется когда-нибудь, только дай время, – вдруг подал голос Бахрам. – Будет и налог для неверных. Каждый путь приводит туда, куда он направлен.

Шейх вздрогнул от неожиданности, когда заговорил сказочник. Он поднял на него глаза, и взоры их встретились. Словно скрестились, звякнув, два кинжала. Потом эн-Номан повернулся к Алексию и продолжил. Только уже другим голосом. Словно на огонь, пылающий в его душе, кто-то плеснул воды.

– Вернемся к нашим генуэзцам с венецианцами. Имя-то им всем одно – франки. Грызутся они не на жизнь, а на смерть. Только в конце так выходит, что все заодно. Вот ты говорил, что ваш патриарх в Константинополе у императора под рукой. А императора кто мутит? Разве не те же франки? Чего добиваются? Подчинения вашей церкви папе. Чего бы и здесь не попробовать? Ведь еще легче может оказаться. Среди монголов христиан полно. Разве не заманчиво склонить хана в свою веру?

– Когда-то и у нас некоторые об этом думали.