Шведское огниво

– Настанет и их срок, – усмехнулся шейх. Не только Алексий, но даже Злат с Бахрамом посмотрели на него с удивлением. – Кому, как не мне, знать крепость ханской веры? Я его духовный наставник. Стоит лишь подуть ветру с другой стороны… Земная власть переменчива, говоришь? Не в бровь, а в глаз угодил. Ты мне нравишься. Теперь послушай, что я тебе скажу. Мне осталось недолго жить, а ты еще молод. Придет время, и ты вспомнишь мои слова. Когда встанут у ханского престола христиане. И будут уговаривать хана креститься. Генуэзцы и венецианцы? Разве в них дело? Разве дорогие подарки купили сердце любимой ханской жены? Его купит ваша вера. Что вы все на меня так смотрите? Думаете, старый хрыч тронулся умом? Просто я вижу то, что пока еще не видно никому. Даже самой Тайдуле. Если бы кто ей сейчас передал мои слова, она бы над ними посмеялась. Но я уже понимаю, какие семена хотят посеять и какие они должны дать всходы.

Эн-Номан замолчал и долго смотрел мимо своих собеседников, словно и впрямь вглядывался в неведомое никому другому грядущее.

– Настанет час, и змей-искуситель протянет ханше свое яблоко. Он не станет читать ей проповеди и прельщать Царством Небесным и спасением бессмертной души. Название этого яблока – единобрачие. Возможность стать из любимой жены единственной. Самое главное – единственной законной. Власть переменчива, ты сказал? Так же переменчиво человеческое сердце. В любой миг место в нем может занять другая жена. После смерти правителя любой из его сыновей может претендовать на Золотой Престол. Но достаточно лишь принять нужную веру. Какая женщина устоит перед таким искушением?

– У нас говорят: ночная кукушка денную перекукует, – подсказал Злат.

– Помимо лживых женских слов в ход пойдут уговоры советников, обещания послов, деньги купцов. Средств не будут жалеть, ибо цель того стоит. Победитель получит все. Сейчас эти семена только готовят. Но, едва надо мной сомкнется покров могилы, они будут брошены в почву. Когда они взойдут, ведает только Всевышний, но ты, Алексий, обязательно увидишь всходы. Что задумался? Заманчиво? Вспомнил, что ведь и ты тоже христианин. Так почему бы тебе не ступить на дорожку, которую сейчас торят посланцы папы? Как знать, может, еще ступишь. Никому не дано знать свою судьбу.

XXVII. Хитросплетение радуги

Слова эн-Номана поражали простотой и очевидностью. Злат с удивлением подумал, как же он сам до сих пор не видел того, что теперь казалось таким ясным. Франки уже давно обживали Орду. Их конторы, склады, обители появлялись во все новых местах, и уже становились привычными их проповедники, забиравшиеся нередко в самую глушь. Теперь их козням уже приписывали строительство новой столицы. Грешили, конечно, на купцов с их всепроникающим и всесильным серебром. Старый шейх разглядел за спинами вороватых торговцев другую тень, огромную и зловещую.

Лишь сказочник продолжал улыбаться. Снисходительно и безмятежно.

– Предсказания ненадежны и зыбки. Даже если кажется, что они делаются на основе науки и опыта. Много лет назад мне часто приходилось беседовать с человеком, который пытался заглядывать в будущее и верил, что можно победить судьбу.

– Ты говоришь о Саад ад-Давле? – встрепенулся шейх. – Мудрый человек. Хотя и иудей, в делах он всегда руководствовался шариатом.

– Что не помешало мусульманам погубить его.

– Не мусульманам, – жестко возразил эн-Номан, – а людям, именующим себя мусульманами. Это не одно и то же. Открой Коран, там о таких сказано в самом начале. Саад ад-Давла пал жертвой клеветы и ложных обвинений, осужденный неправедными судьями. Тогда по всей Персии били и грабили евреев, хотя они не считаются язычниками, а только заблуждающимися, ибо тоже веруют в единого Бога.

– Этот человек делал предсказания? – отвлек их от начинающейся перепалки Злат.

Бахрам кивнул:

– У него были большие и смелые замыслы. Самое главное, они уже вовсю воплощались в жизнь. Это вселяло надежду на будущее. Успех всегда придает уверенности. Но при этом часто ослепляет. Вспоминая это по прошествии сорока лет, я понимаю, как смеялась тогда над ним всевидящая судьба.

В эту минуту в комнату внесли тяжелый медный котел и осторожно поставили его на подстеленный войлок: посуда была горячей. Слуга посмотрел на эн-Номана и, получив утвердительный кивок, поднял крышку. Комнату наполнил запах, способный заставить самого объевшегося человека снова почувствовать себя голодным.

– Вот и плов! – с веселой улыбкой отвлекся от забот мирских шейх. – Я же обещал накормить вас как следует. Конечно, я старался в первую очередь ради этого прекрасного юноши, который вежливо скучает, слушая непонятную речь. Он-то уж наверняка никогда не пробовал такое блюдо.

Злат заметил, что перед Наримунтом и Алексием предусмотрительно поставили миски. Для них принесли ложки. Остальным плов наложили по здешнему обычаю – в углубление лепешки.