Шведское огниво. Исторический детектив

– Нельзя поднимать шума! – отчаянно зашептал Авахав, – Понимаешь? Нельзя! Ты можешь сам потихоньку объехать заставы и караулы?

– Ты меня в свои дела не впутывай! Сбежал важный пленник. Это дело государственной важности. А я должен его держать в тайне? От кого? Уж не от сарайского ли эмира? Его я обязан уведомить об этом завтра же утром.

Повисла гнетущая тишина. Авахав долго сверлил невозмутимо улыбающегося Злата ненавидящим взором, потом злобно зашипел:

– Послушай меня внимательно, Хрисанф Михайлович. Если ты сделаешь это, то я заявлю, что ты и устроил похищение Наримунта. В сговоре со своим соплеменником и единоверцем Алексием из Москвы. А эмир Алибек потребует его задержания и обыска. Ведь он исчез после встречи с вами.

– Надеюсь Алибек сделает это заявление лично. Я обязательно хочу его услышать. Не каждый день можно увидеть могущественного эмира в роли скомороха. Пусть явится в Диван-яргу и потребует ареста монаха и обыска в резиденции епископа. Там сегодня как раз был слушали одного юношу, который по неразумию вломился на праздничное моление евреев. Меня обуревали при виде этого самые разные чувства. Но зависти среди них не было. Что касается моей веры или моих родителей… Для хана, эмира и остальных, я монгол. Поэтому я имею право носить монгольскую одежду и знаки отличия. Так что ты поосторожнее шлёпай губами насчёт моих соплеменников. Одному такому яргучи велели набить рот камнями. А теперь, пошёл вон отсюда! Пока я не осерчал.

XXIV. Чёрные дела

День забот закончился, и в свои права вступила ночь с её тишиной и покоем. Можно никуда не спешить, ни о чём не заботиться, а просто лежать на лавке, укрывшись овчинным тулупом и заложив руки за голову. Туртас ушёл в свою келью, Илгизар давно мирно сопел у дальней стены, подальше от огня. Было так тихо, что доносились постукивания караульщиков где-то вдалеке. Вместе с людьми ушли тени. Теперь пламя ровно освещало стены, край стола, пучки сухой травы под крышей. Стало спокойно и хорошо, как когда-то в детстве. Сверчка бы ещё. Туртас рассказывал в Китае их держат, как у нас певчих птиц. Иной раз любители немалые деньги платят.

Так вот и приходит старость. Хочется слушать сверчка, грустные песни. Сердце размягчается. Сначала пожалел эту златовласую ведьму, теперь, вдруг стало жалко, этого незадачливого конокрада. Представилось, как ему сейчас не сладко. Один, в чужом краю, среди чужих людей, говорящих на непонятном языке. Какие дерзость и отчаяние должны были смешаться в его душе, чтобы решиться на побег? В никуда, в кусты. Лишь бы на волю. Подальше от тех, кто тобой помыкает и распоряжается. Привыкшему повелевать это особенно тяжело. Зато очень полезно испытать на своей шкуре, что такое неволя. Может, великий Чингизхан потому и покорил полмира, что в молодости походил с колодкой на шее?

Злат понимал, что помочь этому отважному юноше он не в силах. Разве что не выдавать его Алибеку. Доложить эмиру, пусть тот спросит самого хана. Понятно ведь, чего так испугался этот Авахав – боится выпустить добычу. Пока пленник в руках крымского наместника, сурожские купцы из его окружения могут рассчитывать на свою долю. Они и подбили эмира на тайные переговоры с Москвой. Если весть об этом выплывет из под спасительного покрова закулисья, ещё неизвестно, как к этому отнесётся Узбек. Литовские дела, его, судя по всему, сейчас мало интересуют. Иначе он не оставил бы такого ценного пленника в руках наместника Крыма. Однако это вовсе не значит, что тому позволено распоряжаться им по своему усмотрению.

Дёрнула же нелёгкая связаться с этим московским посланцем. Теперь и сам оказался замешан в его тайной возне. Раньше Злата всё это никаким доком не касалось.

Правда, московский князь Иван Данилович, когда бывал в Сарае, неизменно присылал наибу подарки. Присылал щедро, не по чину, явно давая понять, что это, как своему. То связку отборных куниц, то дорогого тонкого сукна. Ни с какими просьбами или делами никогда не обращался. Да и виделись всего один раз. Злат проходил мимо московского князя, который стоял с боярами перед ханским дворцом. Не очень близко и проходил. Как вдруг услышал приветливое: «Здрав будь, Хрисанф Михайлович!». Злат вежливо поклонился и пошёл дальше. Подумалось, что кто-то ведь указал князю потихоньку на него, а тот посчитал нужным привлечь внимание. Знаю, мол, я тебя, брат, помню, какого ты роду племени, какой веры.

Стало тогда отчего-то не по себе. Словно холодок пробежал по спине. Вспомнилось сразу, что московские дела в Орде чаще были дела кровавые, недобрые. Или просто Злату не везло – он только до таких касался?

Не зря северные края называли полночными странами. Ветры оттуда дули холодные, люди приходили суровые и безжалостные. Даже ханы никогда не бывали в своих северных улусах. Один Тохта, как-то собрался, да не доехал.