– Монаху, конечно, никто ничего не даст. Но у него, наверняка есть с собой чистые листы с подписью и печатью московского князя, куда можно вписать любую сумму. Тому многие с удовольствием серебра отвалят. Клиент давний и надёжный. Не первый год со многими здешними менялами дела ведёт. Брат его Юрий тоже вёл, да и тверские князья. Ханская милость больших денег стоит, и нужны они бывают, чем скорее, тем лучше. В борьбе за неё, как на войне, кто успел – тот и победил. Да и сами ханы в былые годы улусников своих закладывали, как простых холопов. Целые города продавали ростовщикам на откуп. Брали сразу серебро, а потом давали кредитору отряд и посылали самого дань собирать в уплату. Потом перестали. Потому что обирали эти ростовщики ханских данников, почище дорожный разбойников.
– Осуждаешь значит?
Касриэль уловил в словах Злата насмешку и обиделся:
– Хочешь сказать: сам то этим поганым делом занимаешься? Только ничего плохого в ссудном деле нет. Дурные люди делают его поганым. Чем лучше ростовщика пекарь, который на голоде наживается? С умирающих людей три шкуры дерёт? Хлебопёк – почтенное ремесло? Так же и в нашем деле. Я, например, вообще дела виду по мусульманскому праву. Скажешь, как это так? Вроде по исламу взимание процента строго запрещается? Зато можно входить в дело в качестве партнёра и потом получать долю прибыли. Потому и не лез никогда во все эти княжеские дела. Хоть и навар там солидный.
– Вот я и думаю, каким боком ты сейчас сюда оказался замешанным? Почему этот Авахав именно к тебе пришёл, хотя прекрасно знал, что дело это можно прокрутить с другими людьми?
– Любишь ты во всём подвох искать, – озадачился Касриэль. Подумал и добавил, – Молодец.
– Ты лучше вот что скажи, – продолжал, между тем наиб, – Сейчас грызня идёт у генуэзцев с венецианцами. Твой Авахав на чьей стороне?
– Сурожане стараются особняком держаться. Генуэзцы с венецианцами морскую торговлю делят, а они больше по караванным тропам дела ведут. Хоть и держат крепкую связь с Трапезундом и Константинополем. Там же много греков живёт и тех же армян. Армяне исстари в Персии большими делами ворочали. Только на этот раз Авахав с Алибеком приехал. Эмиром из рода кийятов. Кийяты давно с генуэзцами повязаны.
– А венецианцы сейчас норовят сюда влезть через покровительство Тайдулы. Отец которой эмир над кунгратами. Вот и подумай: не потому ли его нукеры прискакали по твою душу?
XXIII. Нечаянный беглец
Касриэль подождал, когда дворцовая стража будет возвращаться от заставы обратно в город, и пристроился с ней. Путь неблизкий, ночь, туман, зачем искушать недобрых людей. Туртас условился с хозяином о комнате, уплатив сразу за месяц вперёд. Выбрал ту самую, откуда исчез таинственный постоялец, благо там уже натопили лежанку. Туда отнесли несколько овчин, пару войлочных ковров и лампу. Злат с Илгизаром устроились на лавках ближе к очагу.
Когда уже улеглись, позвякивая подвесками на хвостах, вошла Юксудыр. Злат сразу вспомнил, как она бесшумно, словно тень, двигалась в темноте. Тогда подвески сняла. Ему снова стало не по себе.
– Илгизар! Спроси её по-своему, она песни петь умеет? Знает какую про путника, который устал скитаться в чужом краю? Пусть споёт, коль не в тягость.
– Ты знал моего отца? – вдруг спросила Юксудыр, даже не дав юноше открыть рот. Спросила по-кипчакски. Чисто сказала, без малейшего выговора.
«Вот змея!» – беззлобно усмехнулся про себя Злат.
– Видел несколько раз издали. Он большой вельможа был, а я простой писец. И матушку помню. На празднике видел как-то раз. А вот тебя не видал, – засмеялся он, – Туртас, другое дело. Они при хане состоял. Большим человеком был. С пером на шапке и золотым поясом.
Юксудыр присела возле очага, помешала кочергой угли. Потом запела негромким, но сильным и красивым голосом. Запела по-кипчакски. Старую печальную песню. только не про путника. Про молодого воина, который умирает раненый в чистом поле. Смотрит в синее небо, где кружит ворон и просит передать последний привет молодой жене, которая теперь осталась вдовой.
– Даже не знаю, как отблагодарить тебя, – вздохнул Злат, когда девушка замолчала, – Илгизар! Дай-ка сюда птичку эту, что ты в печке нашёл. Вот, возьми. Красивая безделушка. Девице в самый раз.
Злат подбросил на ладони огниво, хищно блеснувшее в лучах пламени.
– Туртас говорит, что это тоже ворон. Вестник, как в твоей песне.
– Он и есть вестник, – отозвалась Юксудыр, – Я уже видела такого. Тоже на огниве.
Говорила она чисто, но медленно, всё время подбирая слова. Как люди, которые долго не пользовались родным языком.
– Такой был у моей матери.
– Получается, он принёс тебе какую-то весть.
– Так и должно было быть. Священный ворон всегда прилетает к святилищу у старых дубов, на которые нисходит сила его хозяина.
– Ты про те три дуба, что стоят за оградой?
Девушка кивнула.