Шведское солнце и пармезан

Перед этим они всю неделю провели в спорах. Лолло чувствовала себя просто ужасно, и Расмус не хотел оставлять ее одну в квартире в Норртелье. Но она его уговорила. Ты еще никогда раньше не отменял концертов, и теперь ты тоже не должен этого делать. И в какой-то мере она была права. «Роз Расмуса» не существовало бы без Расмуса. И Расмус не хотел подводить коллектив, ведь отмененный концерт означал бы потерянные деньги. Я хочу, чтобы ты поехал. Ты должен ехать. Слова Лолло дома в их квартире накануне вечером перед концертом. Если я поеду, ты тоже поедешь, ответил Расмус. Чтобы я мог заботиться о тебе до и после концерта. И чтобы ты не была одна. Сначала Лолло отказывалась, но Расмус настоял. Он хотел показать, что она для него важнее всего. Важнее группы. Это будет здорово. Маленькая увеселительная поездка. В конце концов Лолло сдалась и с улыбкой поцеловала его в губы. Они тогда еще не знали, что это был их последний поцелуй.

После выступления они заехали в придорожный ресторанчик. С этого момента воспоминания становятся особенно отчетливыми. Запах жарящихся стейков и талого снега. Они ели гамбургеры с жареной картошкой, стандартное блюдо после всех их выступлений. И пусть Лолло не могла есть слишком много, она все же проглотила немного жареной картошки и выпила чуть-чуть колы. Сидя за столиком, уставленным пластиковыми подносами, они вполголоса обсуждали имя будущего ребенка, чтобы остальные участники группы не услышали. Лолло побаивалась говорить на эту тему. Мне кажется, нельзя выбирать имя, пока… пока мы не поймем наверняка. Что на этот раз все получится. Но Расмус сказал, что если они дадут малышу имя, то у него просто не будет другого выбора, как скорее появиться на свет. Он помнит, как рассмеялась Лолло в ответ на его слова. Он предложил Брунхильду, и тогда она засмеялась еще громче. Если бы я была зародышем и знала, что мне уготовано такое имя, я бы пожелала вообще никогда не появляться на свет, сказала она.

В половине первого ночи они уже снова сидели в машине по дороге домой. Снаружи завывала метель, снег мело по асфальту, блестевшему в свете уличных фонарей. Остальные участники группы ехали в другой машине. Лолло спросила, нельзя ли ей немного вздремнуть, на что Расмус ответил «ну конечно же!». Слушая ее дыхание, он вел машину сквозь темные зимние леса. Потом включил радио.

Когда это случилось, была четверть третьего. Он помнит время, еще бы не помнить – зеленые цифры на приборной панели навсегда врезались в его память. Они летели сквозь снежный буран по скользкому шоссе. По радио передавали классику – Лилль Линдфорс «Какой парень».

Расмус не заметил красное «Вольво», ехавшее в левом ряду. Возможно, сказалась усталость. Возможно, он был слишком поглощен музыкой и голосом Лилля Линдфорса. Или же мыслью о том, что всего через несколько месяцев он станет папой. Ему хотелось только домой. Хотелось уложить Лолло в постель и самому лечь рядом. Перевести дух после выступления. Поэтому он чуточку прибавил скорость, и в то же самое время красное «Вольво» перестроилось в правый ряд.

Машины сцепились, и Расмус крутанул руль одновременно с полившимся из динамиков припевом. Они врезались в дорожное ограждение, и задние колеса потеряли сцепление со скользкой трассой. Машину бросило вперед, переворачивая.

Звук бьющегося стекла. Мир завертелся перед глазами, и внезапно стало очень больно.

Следующее, что он помнит, это темнота. Расмусу показалось, что он ослеп, но вскоре понял, что его глаза залиты кровью. Он висел, покачиваясь, крепко удерживаемый ремнями безопасности. Где-то совсем близко раздался вой сирены. Он замерз, в теле кое-где торчали осколки стекла. Но больше всего ему врезалось в память ощущение паники, которая, словно тысяча ножей, воткнулась ему в грудь.

Пассажирское сиденье рядом с ним было пустым. Лобовое стекло – целиком выбито.

Лолло отстегнула свой ремень безопасности вскоре после того, как они покинули придорожный ресторанчик. Сказала, что ее с ним укачивает.

* * *

Кто-то стучит в дверь. Расмус вздрагивает и садится на постели. Пот градом течет с него. Дневной свет заливает теперь уже всю комнату. Он полностью отключился, утратил всякое чувство реальности. Воспоминания окутали его словно туман. В своем полудремотном состоянии между сном и явью он не сумел отогнать их от себя. И лишь когда в комнату с чашкой кофе в руке входит Карина, он вспоминает, где сейчас находится.

Орегрунд.

Кулинарное турне.

Сестра.

– О, – говорит Карина. – Опять снились кошмары?

Расмус сглатывает и качает головой: