Шепотки вокруг Джин продолжались, но она, не слушая, потянулась к ящику с инструментами, общему для всех работниц за ее столом. Слева от нее были окна, доходившие до потолка. Однотонность стен разбавляли лишь яркие пятна пальто и шарфов, висевших в оконных проемах.
— Конечно, игла, — пробурчала она себе под нос.
Вооружившись отверткой, Джин удалила дефектную деталь и, закрыв глаза, покрутила тонкий металлический стерженек между пальцами. Сталь была гладкой, как весенняя травинка, еще полная сладкого сока. Крошечный заусенец на кончике подтвердил первоначальный диагноз. Джин поставила новую иглу и убедилась, что на катушке достаточно нити для контрольного шва: не слишком много, не слишком мало. Наконец сделала нужное количество стежков на белой ткани с большей осторожностью, чем обычно, тщательно следя за тем, как игла проходит сквозь нити основы и утка[1], — один стежок следовал за другим. Она проверила длину стежков и ровность шва и, удовлетворившись результатами, обернула надкусанную нить вокруг катушечного стержня на верху машинки, тем самым показывая, что проверка закончена.
Только после этого Джин позволила себе прислушаться к тому, что творилось вокруг. Гул голосов, которые становились все возбужденнее, нарастал.
Восемнадцатилетняя Фрэнсис, ровесница Джин и ее соседка по столу в течение последних трех лет, энергично пихнула Джин локтем и кивнула в сторону противоположного конца цеха, где в дверном проеме высилась фигура мужчины. Судя по всему, он кого-то искал, оглядывая женские головки с туго заплетенными и подколотыми косами. Наконец он заметил Джин и застучал тяжелыми ботинками по деревянным половицам, двигаясь по проходу между стеллажами со швейными машинками с левой стороны и столами работниц — с правой.
Все здесь знали Дональда Кэмерона, который в свои двадцать пять лет выглядел на все сорок. Не обращая внимания на протесты бригадира, Дональд решительно шагал, производя при этом гораздо больше шума, чем нужно. Достигнув стола Джин, он подошел к девушке и склонился над ней так низко, словно собирался поцеловать.
— Решил меня навестить? — улыбнулась она, вдыхая его запах, чувствуя тепло кожи.
— Зашел ненадолго, — ответил он.
Она смотрела на Дональда, и все женщины, работавшие рядом, тоже не сводили с него глаз. Кожаный фартук, синие грубые парусиновые штаны, подпоясанные широким кожаным ремнем, тяжелые, как гранит, ботинки. Рубашка без воротника с пятнами пота, обтягивающая широкие плечи; рукава высоко закатаны в соответствии с требованиями техники безопасности и закреплены чуть выше бицепсов; обожженные рыжие волоски на руках там, где искры от расплавленного металла каждый день добавляли новые мелкие шрамы. Она бросила взгляд на выступающую мышцу между большим и указательным пальцем, натренированную благодаря ежедневной работе с тяжелым, трехфунтовым молотом. Джин всегда нравились его сильные руки. Вряд ли ее подруги обратили внимание на бурый треугольник на рубашке сзади: эта отметина появилась в прошлом декабре, в тот самый день, когда в своей съемной однокомнатной квартире Дональд, подхватив Джин на руки, сделал ей предложение; она сказала «да», и он так быстро закружил ее по комнате, что Джин совсем потеряла голову и забыла про утюг…
Ей пришлось напрячься, чтобы расслышать слова Дональда: мимо как раз проезжала тележка с новой партией машинок.
Он повторил то же самое, что Джин уже слышала от других:
— Будет забастовка.
Но его уверенность придала словам новый вес и смысл.
— Почему ты так решил?
— Трех женщин перевели из шлифовального цеха, а тем двенадцати, что остались, велели закончить их работу вдобавок к собственной.
— Опять сдельные работники страдают.
— Ну да.
— Как ты об этом узнал?
— Две из них пришли ко мне. Набрались смелости и заявились прямо в литейный цех.
Это было не совсем так: женщины долго жались у входа и собирались с духом, прежде чем войти в такое ужасное место. Но Дональд посчитал, что сейчас лучше назвать их при всех смелыми: пусть это знает и бригадир, который, находясь на другом конце цеха, читает его слова по губам.
Джин видела, что ее соседки прислушиваются к разговору.
— И что теперь будет?
Он показал на окна:
— Посмотри.
Она встала и, сопровождаемая десятками глаз, подошла к окну и выглянула во двор. Там уже собралось несколько десятков женщин, другие спускались по лестнице и присоединялись к ним.
— Началось?
Дональд стоял совсем близко.
— Да, — кивнул он. — После смены состоится митинг. Расскажи подругам. Расскажи всем. — Развернулся и направился к выходу.
Джин вернулась на место и молча села, чувствуя на себе взгляды. Начальник цеха — мужчина с прилизанными волосами и чистыми ногтями, с хорошей зарплатой и пахнущий одеколоном — вышел из своего застекленного кабинета и уставился на нее, как делал уже неоднократно. Девушка спокойно выдержала такое демонстративное внимание, а когда начальник вернулся к себе, решила выполнить просьбу Дональда. Она положила руки на колени и заговорила: