Швейная машинка

— Я думал, что у тебя может не получиться выбраться.

— Не беспокойся, отец больше лает, чем кусается. — И как он?

Джин почувствовала, что напряжение внутри нее начинает спадать. Немного помедлив, ответила:

— Как и можно было ожидать. Отец — мастер литейного цеха, ему нужно думать о подмастерьях.

Дональд помрачнел:

— Выглядит как оправдание.

— Что бы ты ни думал, но дело обстоит именно так. Он этого, вообще-то, не говорил, но я знаю, что отец всегда беспокоится о ребятах. Он хочет для них лучшего, как когда-то хотел и для тебя, не забыл?

— Ну после всего, что произошло, думаю, я навечно останусь подмастерьем. — Дональд расправил плечи. — Забастовка набирает обороты. Две тысячи человек уже бастуют, а завтра будет намного, намного больше. Возможно, выйдут все.

— Кроме квалифицированных рабочих, которых не сагитировать. По крайней мере, пока. Ты бы их послушал, Дональд! Они не менее решительны, чем ты. — Она тут же поправилась: — Чем мы.

— Джин, то, что делает компания, неправильно. Они заставляют весь цех страдать из-за нескольких минут, которые существуют только на бумажном графике. Экономия просто крохотная. Им действительно удастся сэкономить несколько шиллингов на зарплате, но производство сильно замедлится. Как это говорят: назло маме отморожу уши?

— Так говорила моя мама, когда я была маленькой. — Джин посмотрела на него. — Я понимаю, и я с тобой.

— Точно? Звучит не очень убедительно.

— Я буду бастовать, обещаю.

Он улыбнулся:

— Я не должен был сомневаться, прости.

Они остались одни, и, когда Джин окинула взглядом пустые стулья, ей на мгновение показалось, что собрания и не было.

— Ты беспокоишься насчет завтра? — спросила она.

— Беспокоюсь? Нет, мы всё правильно делаем. Скоро все это увидят.

— Да, но убедить таких людей, как мой отец, тоже выйти на забастовку, будет непросто.

— А стоит ли оно того? — Дональд открыл перед ней дверь. — Пошли прогуляемся. Сегодня не очень холодно.

Она взяла его под руку:

— Ты когда-нибудь думал о них?

— О руководстве?

— Нет, о машинках. Ты думал, куда их отправляют?

Он покачал головой:

— Из литейного цеха вывозят всего лишь металлические чушки. Там слишком жарко и шумно, и нет времени стоять и думать о чем-то подобном.

— Представляю.

Они шли медленно, нога в ногу.

— А ты? — спросил он.

— Когда я только пришла в отдел проверки, считала каждую машинку. — Выражение удивления на его лице заставило ее рассмеяться. — Теперь ты, наверное, думаешь, что я дурочка.

— Джин, обещаю тебе, что никогда не буду так думать. У тебя в голове мозгов хватит на нас двоих.

— Это неправда! — запротестовала она.

— Ладно, давай каждый останется при своем мнении.

Перед тем как продолжить, она сжала его руку:

— Я бросила считать, когда дошла до пятисот, потому что на это ушло всего несколько недель.

Теперь засмеялся он:

— Сейчас, наверное, через тебя уже несколько тысяч прошло!

— Я думаю не о каждой швейной машинке — это было бы странно, но часы мне всегда подсказывают, которая станет последней за день.

— И что?

— Я замедляю работу, так что заканчиваю ровно с сиреной. После проверки нам нужно намотать нитку на катушку, и обычно мы ограничиваемся несколькими ярдами, но когда я беру последнюю машинку, то наматываю столько, что новому владельцу не придется жаловаться. А потом я начинаю представлять себе, что это будет за человек. Может быть, им окажется дама из богатого дома, которая шьет шелковые платья…

— По-моему, это маловероятно, — перебил ее Дональд. — У таких людей для подобной работы есть слуги.

— …или ее отправят в какую-нибудь далекую страну, одну из тех, что можно было отыскать на большой карте, висевшей на стене нашего класса, — продолжила Джин, не обратив внимания на его замечание. — Я ведь никогда этого не узнаю.

— Ну ладно, хватит мечтать, — улыбнулся он. — Я хочу праздновать!

— Не рановато ли?

— Я хочу отпраздновать то, что мы вместе, Джин: ты и я. И речь идет не о мороженом!

Дональд обхватил ее за талию и закружил. А потом он поцеловал ее, и ей было все равно, видит их кто-нибудь или нет.

Конни

Сентябрь 1954 года. Эдинбург

Подходя к дому, Конни увидела, как ее мать, сидя у эркерного окна, где было больше света, работала за швейной машинкой. Конни помахала ей, но Кэтлин продолжала трудиться, не обращая внимания на то, что происходит на улице: начав работу, она не прекращала ее до полного окончания.

Конни повернула ключ в замке и открыла дверь.

— Привет, я вернулась, — крикнула она матери.

— Ты как раз вовремя, чтобы кое в чем мне помочь, — последовал ответ.

— Сейчас, через две минуты.

Конни повесила пальто на деревянный крючок, прибитый к буфету, и даже застегнула пуговицы, чтобы оно выглядело аккуратно. Когда она вошла в гостиную, стрекотание швейной машинки на минуту прекратилось.

— Да, так что ты хотела?

— Я почти закончила с этой работой, мне нужно просто подмести и прибрать, так что не могла бы ты принести из чулана совок и веник? — попросила мать.