Швейная машинка

— Инфаркт. До того я никогда не видел, чтобы дедушка плакал, и это, наверное, потрясло меня едва ли не больше, чем ее смерть. — Он делает глоток из стакана. — Когда я был ребенком, бабуля сшила мне маленькую палатку, чтобы я мог играть прямо в доме. Это была такая огромная скатерть с окнами, и я сидел под столом, словно в домике.

— Звучит круто.

— Я помню, что каждое утро там завтракал — под столом, скрестив ноги. Бабуля не могла меня оттуда выудить.

— Может, она не особенно-то и пыталась?

— Не исключено. — Фред указывает на швейную машину: — Это ее.

— А-а-а, — доходит до нее. — Теперь понятно, почему вы не хотите ее продавать.

Он откусывает от сэндвича:

— М-м-м! Невероятно вкусно. Мне надо будет на обратном пути зайти в этот магазин.

— Только не оставьте там все деньги!

— Спасибо за предупреждение. Правда, сначала надо заплатить вам, а уж потом покупать собранные вручную маслины. Вы мне так и не сказали, сколько я вам должен за ремонт.

Эллен называет явно заниженную цену:

— Двадцатки хватит. — А потом и лжет вдобавок: — Много времени это не заняло.

— Вы уверены? — Фред дает ей фиолетовую банкноту. — Большое спасибо.

Только в автобусе Фред понимает, что Эллен ничего не взяла с него за детали. Он ищет в списке контактов «ЕС Винтаж» и начинает набирать сообщение:

Остался должен за детали, простите.

Через несколько минут приходит ответ:

Не беспокойтесь. Заплатите, если они подойдут, а если нет — занесите обратно.

Фред продолжает:

Спасибо еще раз за обед.

Приходит ответ:

Не за что.

Он набирает на телефоне то, о чем думает, нажимает «Отправить» и только потом понимает, что сделал:

В следующий раз принесу бисквиты.

Ответа нет.

Фред молча клянет себя за то, что выставил себя идиотом. Но тут экран пробуждается к жизни:

Предпочитаю морковный торт.

Дедушкино пальто. Отпорол подкладку от рукава, укоротил рукава, перестрочил. Угольно-черная ткань.

Римские шторки для ванной. Серый хлопок в полоску. Больше никогда!

Рут

Начало июля 1980 года. Эдинбург

Рут проспала до четырех дня и проснулась только по звонку будильника. Она застонала и натянула на голову одеяло, хотя понимала, что это временное решение. Если сейчас она не встанет, то никогда не вернется к обычному режиму дня. Отбойные молотки на улице вроде бы наконец угомонились — ну хоть что-то хорошее. Она отлежала себе все, а мочевой пузырь, казалось, готов был разорваться.

— Еда, — сказала она пустой квартире, направляясь из туалета на кухню и забирая по дороге из-под двери почту. Один счет и открытка с изображением Ибицы: пляж под невероятно голубым небом. Она перевернула открытку — та оказалась для Урсулы, которой не было дома.

Отлично проводим время!

Жаль, что ты не с нами.

Иветта

— Опять ничего. — Рут засунула почту за банку с чаем. — Никто меня не любит, все меня ненавидят. Пойду заморю червячка, например, хлопьями.

Семестр в университете закончился, и ее соседка-тусовщица уехала, так что больше некому будет красть молоко из холодильника. И не придется беспокоиться о том, выключен ли кипятильник.

Пакет, который дала ей женщина из швейной мастерской, все еще лежал на столе. Рут не трогала его, сомневаясь, что передники смогут как-то ей помочь. Однако, съев две миски хлопьев, она решила, что больше не может откладывать, и достала передники из сумки. Расправив первый, она примерила его — коротковат. Второй выглядел точно так же, но, когда Рут прикладывала его к груди, из складок ткани на пол выпал листок бумаги. Она наклонилась и подобрала его:

Конни Моррисон, 496 0243. Позвоните.

Почерк был убористый, а заглавная «М» в начале фамилии имела забавную старомодную петельку. Сообщение написали карандашом.

Она подумала о женщине из швейной мастерской. Это и была Конни Моррисон? Бейджик с именем она не заметила, но ведь, кажется, так ее окликнула другая женщина?

В желудке у Рут забурчало, и, понимая, что, кроме хлопьев, дома есть нечего, она стала собираться на улицу. На углу была телефонная будка. Скоро она узнает, что значит это послание.