Швейная машинка

Рут повиновалась и пошла на кухню, все еще не уверенная, что поступает правильно.

— Конни показала вам письмо?

Он расправил плечи и выпрямил спину, отчего показался Рут еще выше.

— Да. — И впервые почти за четверть века он принял важное решение, не поговорив предварительно с женой: — Мне кажется, вам нужна настоящая семья, и я думаю, что мы можем вам помочь.

Конни не возражала.

Энни

Октябрь 1980 года. Эдинбург

В квартире в Маримонте было очень тихо, пока они не вломились в нее.

Энни зашла первой, за ней последовали ее муж и брат с женой, все их дети, кроме одного, и два внука в колясках. Всего их было тринадцать человек. Они собрались на кухне и совершили семейный ритуал, разложив стол во всю его длину, после чего стали рыскать по квартире в поисках стульев и табуреток. Все сели на свои привычные места. Место же в торце стола, ближайшее к плите, осталось пустым.

Энни посмотрела через стол на Джима, который был почти шести футов ростом и всегда возвышался над нею, но в ее глазах он оставался маленьким младшим братом. Она приподняла брови, предлагая ему начать, но Джим покачал головой:

— Нет, говори ты. Тебе же пришлось оформлять все бумаги и тому подобное.

— Ну как хочешь.

Хлопнула входная дверь: вошел сын Энни с обедом — двенадцать коробок с рыбой из лавки фиш-энд-чипс на углу. Он поставил сумки на стол.

— Я взял соль и соус на всех, чтобы было проще. Надеюсь, попить принес кто-нибудь?

Не успел он закончить, как родственники стали разбирать упаковки с едой, и комната наполнилась уксусным запахом.

Джим встал.

— Я собираюсь предоставить слово моей сестре. — Он открыл банку лимонада. — Но прежде всего я хотел бы поднять тост за моих родителей: Джин и Дональда Кэмерона, без которых мы бы не стали тем, кем стали.

Все принялись открывать банки с газировкой, повторяя тост.

— Никаких разговоров, пока все не поедят, — объявила Энни, откидывая назад седые волосы стального оттенка. — Я не собираюсь есть холодную картошку, спасибо большое.

— Прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что вы пришли. Я знаю, что многим из вас пришлось проделать долгий путь. — Энни посмотрела на лица собравшихся: все они были одной большой семьей. — Я попросила вас всех приехать по очень важной причине. Как вы знаете, эта квартира, которую многие из нас считают домом, на самом деле не наша. И это никогда не было тайной. Ее предоставил маме и папе в тысяча девятьсот семнадцатом году трастовый фонд, учрежденный семейством Джеймсов, и условия найма состояли в том, что они могут жить здесь, сколько сами захотят.

Все согласно закивали.

— Молодежь, однако, может не знать, что после смерти отца в тысяча девятьсот пятьдесят втором году все несколько осложнилось. Мама довела себя до ужасного состояния, потому что думала, что ей придется съехать. Дело в том, что она была больше всего обеспокоена тем фактом, который известен лишь самым старшим из нас: они с отцом никогда не были официально женаты.

После этих слов все младшие члены семьи дружно выдохнули от удивления.

Энни подняла руку:

— Все вопросы после, когда я закончу.

Она отхлебнула имбирного пива и продолжила:

— Это так. За все эти годы, пока она приходила на наши свадьбы и плакала от радости за нас, составляя букеты, они с отцом так и не удосужились связать себя узами брака. И беспокоилась она из-за того, что фонд может узнать правду и выставить ее на улицу. При этом она сама стала себе худшим врагом. Она ничего не говорила нам, пока не довела себя почти до сумасшествия, поскольку еще и никак не могла найти договор после смерти отца. — Энни обвела присутствующих глазами, задержав взгляд на младших членах семьи. — И пусть это послужит всем уроком. Никогда нельзя держать проблемы в себе.

Джим постучал пальцами по столу:

— Энни совершенно права. Если что-то идет не так, об этом обязательно нужно рассказать. Прости, — обратился он к сестре, — я зря тебя перебил, продолжай.

Она начала с того, чем закончила:

— Когда наконец она все же решилась нам сказать, мы просто пошли в трастовый фонд и получили новый экземпляр, но тогда мы не знали, что именно там написано. Как это часто бывает, тревожиться оказалось вообще не о чем: условия аренды сохраняли силу, пока кто-нибудь из них не захочет уехать или они оба не умрут. И Джим, и я всегда говорили маме, что она может переехать к кому-то из нас в любой момент. Мы предлагали ей это много-много раз, но она всегда отказывалась. — Энни улыбнулась. — Упрямство — это наша фамильная черта, но сейчас я все это рассказываю, чтобы вы понимали, что будет дальше.

В дальнем углу стола поднялась рука, но Энни помотала головой: