Швейцар

— Я обратил внимание, что в те моменты, когда у тебя есть свободное время, ты читаешь и даже пишешь, и это похвально. Но quid,[2] друг мой, заключается вовсе не в книгах или в писании. В чем же суть проблемы и где ее решение? — сеньор Фридман остановился посреди гостиной, с таинственным видом огляделся и, сунув руку в карман брюк, вручил швейцару леденец. — Проблема и ее решение кроются в человеческих отношениях, которые должны развиваться по простому, практичному и действенному пути: сегодня леденчик, завтра леденчик. И так, день за днем, до тех пор пока не проявится и не возобладает во всех людях желание стать щедрым, которое каждый из нас таит в душе (порой очень глубоко!). И наступит день, друг мой, уверяю вас, когда все мы будем давать и получать леденцы. В тот самый момент, когда вокруг не будет ничего, кроме протянутых рук, дающих и принимающих, наступит настоящее братание людей и, естественно, всеобщее счастье.

Сеньор Фридман вновь обошел гостиную и приблизился к Сторожу, чтобы навязать ему очередную леденцовую кость, и пес, еще больше опечалившись, взял ее в зубы, не сдержав короткого стона.

— Я думаю, — отважившись, выпалил Хуан, — что одного леденца недостаточно. Думаю, надо искать…

— Больше! Конечно, надо искать больше, надо давать больше! Разумеется, одного леденца недостаточно. Это мне прекрасно известно. А ты способный малый. Способнее, чем я думал… Сейчас я открою тебе секрет, как мне удается поладить с человеческим родом. Для начала скажи-ка: видел ли ты хоть раз, чтобы я препирался с кем-нибудь из жильцов? Даже с управляющим, который — только это между нами — еще тот тип, у меня не было никаких столкновений. И с Брендой Хилл, и с госпожой Левинсон я сохраняю самые добрые отношения. Да вообще с любым человеком, с которым мне приходилось иметь дело на протяжении моей долгой жизни. Почему так получается? Секрет прост.

И, взяв швейцара за руку, Рой Фридман повел его в святая святых своего жилища.

Они очутились в комнате, заполненной стеллажами и стеклянными шкафами, доходящими до самого потолка. Все их ячейки, выдвижные ящички, полки и коробки оказались забиты леденцами какого угодно вкуса, цвета и размера. Неожиданно господин Фридман принялся открывать дверцы, вытряхивать ящички и ящики, разбрасывая тысячи конфет. На застеленный ковром пол посыпались леденцы в форме мифических чудовищ, женщин, детей, птиц, рыб, святых, зверей и неопознанных объектов. Наш швейцар попытался остановить господина Фридмана, заверяя его в том, что все это прекрасно и что он совершенно убежден в полезности проделанной им работы. Однако мистер Фридман при виде дела рук своих окончательно вошел в раж и, забыв о швейцаре, вскарабкался по переносной лестнице и начал опорожнять огромные картонные коробки на самых верхних полках, откуда вниз полетели леденцы всевозможных размеров, завернутые в блестящие бумажки. Хуан опять рискнул с ним заговорить, но странный дождь из леденцов привел сеньора Фридмана в такое блаженство, что он только восторженно лепетал что-то невразумительное.

Понимая, что в данный момент с этим человеком разговаривать бесполезно, Хуан вежливо попрощался, но его не услышали. Уже в гостиной он отвесил поклон и направился в прихожую. Перед самым выходом он наткнулся на взгляд гигантского пса. И швейцару показалось, что тот, продолжая мусолить леденец, смотрел на него скорбно и вместе с тем насмешливо.

3

После продолжительного обсуждения мы пришли к выводу, что в данной ситуации Хуану не следовало бросать господина Фридмана и что его долг швейцара и гостя состоял в том, чтобы помочь тому разложить леденцы по своим местам. Хотя, впрочем, верно и то, что долг швейцара обязывал его вернуться на пост у входа в здание. Однако мы описываем здесь, как все случилось на самом деле, а не как нам хотелось бы, чтобы все произошло. К тому же крайне важно, чтобы читатель усвоил то обстоятельство, что нас, то есть, тех, кто подписывается под настоящим повествованием, миллион, и мы сведем наши рассуждения к некоему общему знаменателю, или если воспользоваться выражением, которое так любят в здешних краях, в разумной мере «сбалансируем» факты. Признаемся, что порой многим из нас хотелось бы проявить больше жесткости к одним персонажам, больше уважительности — к другим и даже обойти молчанием неприглядные поступки некоторых действительно безнравственных личностей. Однако с общего согласия подписавших этот документ решено не нарушать объективности данного свидетельства, являющегося, как позже станет ясно, нашим самым мощным оружием. Сделав, таким образом, подобную оговорку, мы считаем своим долгом продолжить повествование.