Он попытался помочь ей сесть в машину, но она отвергла его помощь. Таксист повернул ключ зажигания, мотор взревел. Барни нагнулся и постучал в стекло. Ему все еще хотелось, чтобы она взглянула на него напоследок и прочла доброжелательство на его лице. Машина тронулась с места, он побежал рядом. Ему никак не удавалось увидеть ее лицо — в стеклах отражались яркие бродвейские огни. Когда машина на мгновение очутилась в темном месте, он увидел ее опечаленное лицо. Она сидела, отвернувшись, чтобы скрыть свои чувства.
Глава 18
— Ты ее упустил,
— Зигги, ты знаешь, который час?
— Восемь утра, большинство людей отправляются на работу. А ты чем занимаешься? Дрыхнешь! Я плачу тебе не для того, чтобы ты давил подушку.
Барни подпер голову рукой, так и не продрав глаз. Он чувствовал, что в окно льется солнечный свет, и страшился его яркости.
— Я вкалывал на тебя до четырех утра.
— Вот и довкалывался! — заорал Зигги. — Что случилось? Господи, да что случилось? Когда я уезжал, — он быстро успокоился, — вы жались друг к дружке, как карты в нераспечатанной колоде.
— Личные проблемы.
— Какие, к черту, личные проблемы, когда у тебя в руках такое богатство? — Если Зигги кого-то и было жалко, то одного себя: угораздило же его связаться с таким ослом! — Мне предстоят переговоры с Твидом, а что у меня за душой? И где Сиам? В постели ее нет.
— Откуда ты знаешь?
— Я сперва позвонил ей, думал разбудить тебя…
Упоминание о Сиам заставило Барни посмотреть открытыми глазами на утренний мир.
— У меня на телефоне лежит записка.
— Почему ты раньше ее не заметил?
— Я только что открыл глаза.
— Значит, мерзавец, ты разговаривал со мной с закрытыми глазами? Ты хотел меня оскорбить?
— Какие оскорбления? Просто я устал.
— Где Сиам?! — зарычал Зигги. — Ни разу не слыхал, чтобы она встала в восемь утра. Да еще оделась, да еще смоталась! Если она спрыгнула с моста Джорджа Вашингтона…
— То ты преподнесешь это как сенсацию в вечерних газетах.
— Этот твой глупый цинизм! Сразу видно, что в шоу-бизнесе ты профан. Шел бы резвиться к ягнятам — там тебе самое место. — Потом он перешел от гнева к делу: — Что сказано в записке?
Барни принялся медленно читать:
— «Лапочка…»
— Что еще за «лапочка»?! — опять вспылил Мотли.
— Наверное, это обращение ко мне.
— Прости, — кротко проговорил Мотли.
— Брось.
— Ну, что там идет за «лапочкой»? — Мотли было трудно сдерживаться. — Не тяни кота за хвост!
— «Лапочка, я поехала в Нью-Йорк ставить новый колпачок». — Барни не стал зачитывать продолжение, гласившее: «Я не выну его до скончания века».
— Что дальше?
— Дальше сугубо личное.
— Опять ты со своим чертовым «личным»! Она поехала ставить колпачок, а ты говоришь «личное»? В нее столько вложено, а она разъезжает без присмотра! Откуда ты знаешь, что она его поставит?
— Я ей доверяю.
— Ты свихнулся? Кому нужна беременная секс-звезда?
— Если это тебя успокоит, то знай, что я к ней не прикасался.
— Твое дело клясться, а мое сомневаться.
— Дай мне поспать!
— Погоди, вот помрешь, тогда и отоспишься.
— Что тебе от меня нужно?
— Мог бы по крайней мере поехать с Селестой в такси. Где твои мозги? Теперь всем известно, что она поехала домой одна.
— Ты и Селесту разбудил?
— Зачем мне это?
— Тогда откуда тебе все известно?
— Думаешь, Додж стал бы просто так предоставлять вам бесплатное такси? Таксист работает на него.
Барни ничего не сказал.
— Что ты задумал? — заорал Мотли.
— Поспать.
— Зачем? Ты уже проснулся.
— Проснулся, но чертовски хочу спать. Кажется, я ни минуты не проспал с тех пор, как согласился на эту работу. Так что спокойной ночи! Желаю удачи с Твидом!
— Доброе утро! — ввернул Зигги. — Будь у меня Селеста, мне не пришлось бы полагаться на удачу.
Несмотря на звонок Мотли и на яркий свет, сон по-прежнему не отпускал Барни. Стоило коснуться головой подушки — и он отключился.
В его сон ворвался стук в окно. Кто может стучать в окно на такой высоте? Он знал, что это сон. Стук повторился. Он стал частью его сна: продолжая спать, он слушал дробь по стеклу. Стук становился все громче. Барни поднял голову и прищурился.
За окном на узком карнизе стояла Сиам. Она навалилась на стекло, обвешанная свертками. Испугавшись за нее, Барни сбросил теплое одеяло и подбежал к окну в одних трусах.
— Меня расхвалили в газетах! — крикнула она. Была так близко, что он от неожиданности едва не оглох.
Дернул за ручку, но рама не поддалась.
— Смотри, потеряешь трусы! — предупредила она его.
— Спасибо.
— Таких альтруисток, как я, можно перечесть по пальцам.
Он недоверчиво смотрел на нее.
— Как ты туда залезла?
— По лестнице!
Он посмотрел вниз и обнаружил приставленную к стене лестницу.
— Тут нет ни души, — объяснила она. — Все заперто.
Он наконец-то распахнул окно и бегом вернулся под одеяло.
— Не хочешь полюбоваться на мои покупки? — Она принялась обстреливать его кровать своими свертками. Потом, подобрав новую юбку, согнула колени и прыгнула с подоконника прямо к нему на кровать. Кровать врезалась в стену, матрас заколыхался, но он упрямо сжимал веки, словно сон был делом жизни.
Стоя на кровати, она нагнулась к нему.