Сиасет-намэ. Книга о правлении вазира XI столетия Низам ал-Мулька

36 (43). Рассказ о дидактической беседе между Абу-Али ад-Даккак и эмиром Абу-Али-и-Ильяс находится в составе рассказов „Насаих ал-мулук“ Газали.[567] Абу-Али ад-Даккак, суфий, старший современник известного мейхенейского старца Абу-Саида ум. в 405 (= 1015) г. Абу-Али Мухаммед б. Ильяс принадлежал к боковой ветви саманидской династии и в течение некоторого времени был самостоятельным правителем области Керман; вынужденный вследствие восстания своих сыновей бежать из Кермана, он умер в Бухаре около 357 (= 968) г.[568] В рассказе обращает на себя внимание название Абу-Али-и-Ильяса сипах-саларом и правителем Хорасана — единственный случай среди известных мне источников о керманской династии ильясидов, история которой до настоящего времени не была темой сколько-нибудь полного научного обследования.

37 (44). Рассказ о беседе султана Махмуда с вазиром Ахмед-и-Хасан Мейменди оканчивается замечанием: „до него (Махмуда) не было наименования султан. Махмуд был первым лицом, который во времена ислама назвал себя султаном, а уж после него это стало обычаем“. Как уже было указано В. В. Бартольдом, титулом султана до Махмуда именовали себя багдадские халифы.[569] Панегирические стихотворения, посвященные Махмуду, также большей частью именуют этого государя эмиром, а не султаном. По-видимому, указание следует трактовать в духе сообщения „Табакат-и-Насири“: „султан-воитель Махмуд был великим государем, первым из государей, кого именовали из столицы халифата титулом султан“.[570]

41 (45—54). Рассказ о Мутасиме, портном-муэдзине, эмире-должнике и обиженном кредиторе находится в сочинении Танухи, откуда он, невидимому, и был заимствован Ауфи.[571] В упомянутых сочинениях халифом назван не Мутасим, а Мутазид биллахи (279—289 = 892—902). Одно из старейших упоминаний о труде Низам ал-мулька, находящееся в „Таджариб-ас-салаф“ Хиндушаха, связано с этим рассказом; Хиндушах, ссылаясь на сочинение Низам ал-мулька, также называет халифом Мутазида.[572] Этот рассказ „Сиасет-намэ“ включает весьма интересное в историко-литературном отношении место. Укоряя эмира-насильника, халиф говорит; „Я ли не тот, кто из-за мусульман попал пленником в Рум, снова выступил из Багдада, разбил румское войско, обратил в бегство кесаря, шесть лет разорял Рум, пока не разрушил и не сжег Константинополя, я до тех пор не вернулся, пока не основал мечети и не вывел тысячу людей из плена“.[573] Иная версия этих слов Мутасима находится в рук. ПБ, 146: „не я ли тот, кто ради девушки-мусульманки, которая попала в руки кесаря Кутис (?), пошел походом, разбил войско Рума, захватил кесаря, шесть лет опустошал Рум, разрушил стены Константинополя, построил соборную мечеть, а ту девушку вывел из плена кесаря“. Слова, приписываемые „Сиасет-намэ“ Мутасиму, исторически могут быть оправданы известными событиями, ознаменовавшими войну Мутасима с византийским императором Феофилом, окончившуюся взятием арабскими войсками византийского города Амории,[574] называемой арабскими историками крайним или малым Константинополем.[575] Цитированные слова Мутасима не могут не напомнить о „Романе о Мутасиме“, весьма популярном в арабской литературе аббасидского периода.

49 (56—57). Рассказ об Омаре б. Абд-ал-Азиз и голодных арабах приведен в „Насаих ал-мулук“ Газали.[576]

52 (58—65). Рассказ об организации султаном Махмудом похода против куджей и белуджей и применении войсками Махмуда военной хитрости (отравление яблок) приводится в довольно близком к „Сиасет-намэ“ варианте в „Тарих-и-гозидэ“,[577] „Нигаристане“, откуда рассказ попал к д'Эрбело.[578] Несколько отличный вариант рассказа находится у Ауфи.[579] Как отмечено Мухаммедом Низам ад-дином, в „Сиасет-намэ“ скомпонованы вместе два сюжета: а) сношения султана Махмуда с Абу-Али-и-Ильясом по поводу захвата первым Рея, б) поход на куджей и белуджей у Ауфи во главе газиевидских войск стоит не „некий эмир“, а сын султана Махмуда — эмир Масуд.