Сибирь

В 21 час с сумками на плечах мы направляемся к вокзалу. Издалека на перроне вагона нас жестами подзывают наши проводницы: «Ваш дом, ваш дом»! Что они делают, так долго ожидая нас вдалеке от своих семей? Я надеюсь, что им за это платят.

Мы бросаем книги, провизию, куртки, шарфы, подарки и всякого рода сувениры на наши полки, но еще не расходимся на ночь. Смеемся, кто-то поет, кто-то шутит, ходим из одного купе в другое. В дверь всовывается рука, предлагая стакан водки по кругу. У входа в вагон висит большой белый лист бумаги: каждый оставляет там свой комментарий или рисунок. N., президент союза издателей, написала на французском: «A la gare comme a la gare» («На вокзале как на вокзале»). Это мораль путешествия, которое нам навязывает свой распорядок и свои специфические ограничения, свой коллективный разум, свою регулярность, но также и нашу обязанность постоянно адаптироваться, легко переносить перегруженное расписание дня, мало спать и много ходить, слушать, смотреть, понимать, безропотно уходить на новые рандеву в течение 10–12 часов подряд… Но поезд — высшая за это награда. Чудесным образом он возит вас по миру, пока вы остаетесь неподвижны. Кроме того, постоянная смена часовых поясов (каждый день на час больше, всего девять) — это потеря привычной системы отсчета, которую я сначала радостно приветствовала, даже если говорят, что она может вас ввергнуть в страх и тревогу.

И все-таки нужно решиться пойти спать.

Четверг, 3 июня В поезде на Новосибирск

Ночь в поезде. Сибирь, Сибирь! Стучат колеса. Каждый раз, когда я сегодня об этом думаю, я как будто бы вижу удаляющуюся в темноту маленькую золотую надпись, эти буквы «Сибирь», название реки или древнего ханства, которое сегодня является названием всей Сибири. Во сне мы оставили столицу Тобольск (Тюменский край) в трехстах километрах к северу. Отдаленность от Транссибирской магистрали помешала его развитию.

Утро в купе, дружеские приветствия (я не разбудила тебя вчера вечером? Нет, я даже не слышала, как ты вернулась). Счастье вновь увидеть эти бесконечные молчаливые равнины, березовые леса, быстро теряющиеся между деревьев дороги, эти загадочные следы человеческого присутствия: крышу шалаша, охотничьи заимки… Вдоль реки стоят цапли и расположено что-то вроде электростанции. Взгляд какую-то минуту скользит по ним, затем движение поезда все стирает, так как каждую секунду возникают новые композиции: болота, пруды, река, которую мы проезжаем по мосту, дребезжащему всем своим железом. Путь изгибается, поезд наклоняется, солнце проблескивает сквозь облака. Все говорят, что деревни заброшены, в них остались только старики. «Без детей, без пенсии ты умираешь». Мы еще не в самой глубинке Сибири… Частые остановки. На этой поезд на Таллинн на другой стороне пути и еще один «Сибиряк» с двуглавым орлом.

Поезда и еще поезда. Когда опускается вечер и мы продвигаемся дальше в неизвестные края, красный цвет заката, кажется, толкает нас вперед, и двойная вибрирующая гласная в слове «Сибирь» между гулкой «с» в начале и раскатистой «р» в конце гармонично сочетаются с монотонным стуком колес и короткими гудками на вокзалах, на которых мы не останавливаемся. Зов, ностальгия, печаль и вновь призыв — ничто не может остановить путь на восток.

7 часов 30 минут. Каждое утро мы встречаемся в коридоре с полотенцем на плече, зубной щеткой и бутылкой минеральной воды в руке. Затем время завтрака, и мы идем цепочкой через поезд в вагон-ресторан: блины, каша с маслом, апельсиновый сок и кофе. Затем в купе чай, галеты и изюм! Так как до вагона-ресторана, расположенного где-то посередине состава, добраться нелегко, мы часто ждем остановок, чтобы дойти до него по перрону. Действительно, довольно трудно пройти по поезду, так как вагоны соединены подвижными переходами, огороженными слева и справа цепями. Шум и пропасть немного пугают. И, кроме того, в этих битком набитых вагонах мы опасались задеть какую-то личную жизнь народа, вломиться в незнакомую нам обстановку. Однако мы никогда не сталкивались с признаками неприязни, скорее наоборот. На полках спят молодые, по-детски розовощекие солдаты, свесив головы и приоткрыв рты; их белые, босые, очень чистые ноги болтаются в пространстве. Иногда нужно приподнять чью-то ногу или убрать руку, чтобы освободить проход. Многие одеты в специальную удобную спортивную одежду, так как дорога занимает целую неделю: сегодня нигде в мире не ездят поездами на такие длинные расстояния. Жарко. Мужчины обнажены по пояс, женщины, не стесняясь, оголяют руки и ноги, время от времени работает вентиляция. Все едят, дети оставляют бутерброды, чтобы посмотреть на нас.

Затем, как только поезд останавливается, все выходят на перрон, чтобы побыть на солнце, размять ноги, купить булочки, сок, пиво, вяленую рыбу. Перрон — цветной, оживленный рынок на открытом воздухе. Слышатся крики: «Мороженое!» На шеях продавщиц, торгующих вразнос, складной прилавок. Кое-где стационарные киоски с газетами и игральными картами.