Сибирь: счастье за горами

На любой экскурсии найдется какой-нибудь остроумец. Вот и тут нашелся – узнав, что штаны вождя из погребения были расшиты все сплошь золотым бисером, он заявил: «Мне бы такие», на что я заметила, что на его месте я бы не завидовала. И действительно, выяснилось, что скифский царь умер в пятьдесят лет от онкологии с метастазами (впрочем, тогда это был почтенный возраст), а царице на момент смерти только сравнялось тридцать и она не была местной уроженкой. И смерть ее, скорее всего, была добровольно-принудительной, как традиция самосожжения вдовы – сати – в Древней Индии. Скорее всего, вдове дали яд, или она приняла его сама. Еще там была наложница – та еще моложе, – просто банально убитая ударом по голове. В общем, суровые были времена.

Но для ученых это открытие стало настоящим событием: ведь выяснилось, что скифы, жившие в VII веке до н. э., были не какие-то дикие кочевники, а умели делать удивительные вещи, включая даже технологию золотой зерни. Что вещи не привозные, подтвердил анализ золота – точно такое по составу добывают в Туве и сейчас. Уходя, я слышала, как один из мужиков – тот, что позавидовал скифскому царю, – говорит:

– Небось если бы экспедиция была не совместно с немцами, тут все сперли бы…

А мне в голову пришло другое. Кто знает, что из того, что сегодня умеют делать люди, окажется утраченным лет через сто. И допустим, кулон из эпоксидки, который я сделала для подруги на именины, отрытый в каком-нибудь культурном слое спустя лет триста, будут величать подвеской эпохи путинизма. Выкапывать его будут, аккуратно обметая специальными кисточками, ученые напишут об этом кучу статей и диссертаций, а нас будут именовать мастерами древности.

После золотого зала я, не мешкая, отправилась осмотреть зал шаманский. Вся его правая сторона была посвящена уже упомянутому этнографу и фольклористу Кенин-Лопсану. Все остальное в зальчике – это вещи, собранные им: амулеты, обереги, шаманские костюмы и прочее из того, чем и поныне пользуются шаманы всех земель и народов. Самый печальный экспонат там – это разрезанный бубен умершего шамана: по традиции бубен разрезают и оставляют рядом с местом последнего упокоения его хозяина. Последнего – на текущий момент времени, потому что во всех культурах считается, что ни один шаман до конца не умирает. Потому-то обычно такие места обходили стороной. Ну что же, подумалось мне, течение времени не щадит никого, а с учетом того, что все и всегда идет по кругу, не стоит думать о смерти как о конечном пункте маршрута на твоей карте. Музейная реконструкция «воздушного» шаманского погребения заставила меня вспомнить слова поэта и драматурга Жана Кокто: «Не плачьте о поэте, а просто притворитесь, что плачете, потому что поэт просто притворяется мертвым».

Зал страшно интересный, единственный его минус – плохое освещение. То ли поэтому фотографии почти не получаются, то ли потому, что шаманским духам не нравятся, когда снимают вещи их хозяев…

Сэнсэй влетел в музей точно вихрь – на плече брезентовый чехол с бубном и прочим. Видно было, что эта задержка сильно досадила ему. По дороге он рассказал, что его позвали недавно куда-то на периферию – на похожий поминальный обряд, но сэнсэй вовремя узнал, что покойный тоже был шаманом, дожил аж до девяноста девяти лет и то ли имел скверный характер, то ли занимался вещами, которыми шаманами заниматься не стоит. В общем, сэнсэй от предложения отказался, «а то мало ли что может быть». По дороге он наскоро заскочил к кому-то что-то забрать, и я вызвалась подержать его скарб. Перехватив лямку брезентовой сумки, я прикинула ее вес, и понемногу до меня начало доходить, что жизнь шаманов не такая уж легкая.

В условленном месте нас встретила сэнсэева дочь на машине и отвезла в магазин тканей. Материал надлежало закинуть к местной швее, которая специализируется исключительно на шитье костюмов для местных шаманов.

– Вот, это годится. – Сэнсэй вытащил откуда-то снизу рулон плотной хлопковой ткани черного цвета.

Тут неожиданно во мне проснулась то ли «девочка-девочка», то ли бывший косплеер:

– Сэнсэй, а нельзя, ну… как бы что-то такое… более позитивное?

Дочь сэнсэя встала на мою сторону. Она заметила, что женщины все-таки должны же чем-то отличаться от мужчин, иначе Небо создало бы всех одинаковыми.

– Что это за похоронное бюро?! – возмутилась она. – Что за «Люди в черном»?!

Предложенную ткань темно-зеленого цвета она также отвергла.

– Она не на войну идти собирается.

– Да ведь немаркое надо! – возопил сэнсэй. – Она же работать в этом будет!

– Ну так что ж, постираю, – вставила я свои пять копеек.

Сэнсэй искренне развеселился:

– Ты еще в химчистку сдай!

– Что же, совсем нельзя стирать? – сокрушенно спросила я.

– Совсем.

– Папа, ты как хочешь, но это черное уныние нам ни к чему, – решительно вставила дочь сэнсэя. Она наотрез отказалась слушать его возражения насчет того, что с шаманским «обвесом» черный костюм будет не так уж уныл. Сошлись на материале цвета «темный деним».