Сибиряки

Поздняков поднялся следом. Романовна, как и Ольга, тоже встретила его на этот раз сухо, ушла на кухню.

— Ну, рассказывай… Ты почему такой бледный, Алеша? Что-нибудь опять случилось?

Поздняков, сидя на диване, снизу вверх посмотрел на стоявшую перед ним Ольгу.

— Я пришел сказать, Оля…

— Что еще?!

— Я ушел от Клавы… совсем…

— С ума сошел! — Ольга до хруста сцепила пальцы, прошлась по комнате. — Так вот, значит, что за сюрприз приподнесли мне сегодня! Я думала, все это еще прелюдия, а оказывается — финал! Очень мило!

— Ты о чем, Оля?

— О чем! О чем! — передразнила Червинская, и в голосе ее послышались слезы. — Это все мерзко! Гадко! Пошло! И виноват в этом только ты! Ты! Ты!..

— Оля, успокойся… Я сам отвечаю за свои поступки… Я страдаю не меньше тебя, Оля!..

Бледное, даже сквозь смуглость и загар лицо Позднякова было страшным. Ольга знала это лицо еще в Москве, в Горске. Алексей не лгал.

— Алеша, — тихо, с участием молвила Ольга, — ну кто же так поступает, Алеша? Ведь я… ведь мы еще ничего не решали, а ты натворил столько глупостей, причинил столько горя семье и…

— Но ведь я люблю тебя, Оля! Люблю! Ты же знаешь, как все получилось… Разве ты еще можешь сомневаться во мне!

— Алеша, успокойся… Боже, какая несправедливая, жестокая жизнь! Что я должна делать!..

— Уедем, Оля!

— Ни за что! — она отошла к столу, сжала виски. Силы медленно оставляли ее. — Алеша, я ничего не могу ответить тебе… Я не хочу, слышишь! Не хочу ничего решать… Боже!..

Алексей подошел к ней, осторожно обнял ее вздрагивающие в конвульсиях плечи.

— Оля, не надо плакать. А то, может, поплачем вместе, а?

— И ты еще можешь шутить! Прошу, дай мне прийти в себя…

Алексей шумно выдохнул воздух, вернулся к дивану. Так прошла минута — две…

— Ты знаешь, что час назад у меня были твои дети?

— Что?!

— Твои дети! Два мальчика. Они назвали себя Поздняковыми и потребовали от меня папу…

— Какая низость!! Неужели Клавдия могла…

— Не ворчи. Ты сам виноват в этом. И не думай, что сегодняшний мой позор мог стать победой для твоей Клавы… Пожалуйста, не перебивай меня!.. Наоборот, она вызвала этим своим поступком не жалость… Что ты глядишь на меня, как на чуму!.. Но я и не обвиняю ее. Ее ума и не могло хватить на большее, чем на это… Ты сам прекрасно расписал мне свою женушку. Но пойми и другое, Алеша: ведь между нами девять лет пропасти! Это не трещина, которую можно вот так просто зашить, стянуть зажимами — это пропасть! Как же ты хочешь решить все в один день!..

— Шесть месяцев, Оля.

— Неправда! Ты вспомнил о своей любви только неделю назад!.. Нет-нет, это немыслимо… Я ничего не могу тебе ответить, Алеша… И, пожалуйста, оставь лучше меня одну…

— Я не оставлю тебя, Оля. Ты — мое богатство, моя любовь…

— Эгоист! Ты и сейчас думаешь только о себе: тебя должны услаждать, дополнять, одухотворять!.. Что ты хочешь, Алеша? Сделать из меня духовный бальзам, как сделал из своей Клавы прислугу?

— Я хочу только твоей любви, Оля…

— А ты подумал обо мне? Что ты собираешься дать мне взамен? Планы? Чертежи? Сплетни? Я пресытилась ими еще там, в Горске…

— Оля, ты обкрадываешь себя. Ты не пустая светская дама, чтобы видеть в муже только, как он выглядит в сплетнях. Хорошо, я сейчас уйду. Я еду в Качуг… опять еду, опять в командировку… но я вернусь к тебе, Оля… К тебе, слышишь?!

— Ради бога, оставь меня… хоть сегодня!..

Ольга проводила его до крыльца, захлопнула дверь. Слышала, как простонали ступени, как медленно удалились его шаги. Ольга прижалась щекой к холодному железу засова и, не шелохнувшись, долго стояла так, оглушенная своим счастьем. Счастьем ли?

10

— Ну что ты, нянечка? Все прошло. Все, видишь?

— Вижу, милая, я все вижу.

— Ну вот и хорошо. Давай лучше сядем за наш маленький самоварчик и будем коротать вечер.

— Жисть ты свою коротаешь, Оленька, а не вечер. Да и мою тоже…

— Ну-ну, поворчи. Я поворчала, успокоилась, теперь ты.

— Да уж поворчала: стекла, спасибо, целехонькие остались.

Они сели рядышком. Ольга — будто ее подменили — смеялась, подтрунивала над Романовной и, кажется, забыла обо всем.

— Шуму бы он не наделал еще, Алешенька твой, — неожиданно сказала старушка.

— Какого шума, нянечка?

— Известно. Вона как вскинулся, когда ты ему про детишек сказала. Глядишь, еще дома чего выкинет, жену не побил бы…

— Что ты, няня! Неужели ты можешь допустить…

— А чего допущать? Мужики, они когда бесятся, многое чего допущают. Он-то не мужик, разве? Да ты куда? Куда опять?..

— Нянечка, не волнуйся… Я ничего больше не натворю! Ей-богу!

…Через час Червинская, узнав адрес, уже подходила к дому Поздняковых. 14… 16… А вот и их усадьба… Ольга вошла во двор и растерялась: который из этих домов? Ну конечно, не эти гнилушки…

Дверь открыла худощавая миловидная шатенка примерно равных лет с Ольгой.

— Мне Поздняковых.

— Проходите, пожалуйста. — Женщина пропустила ее вперед, недоуменно оглядывая странную гостью. — Извините, а вам кого? Алексея Ивановича?

— А вы — Позднякова?

— Да.