Сибиряки

Заскрежетали бортовые запоры. Упал, стукнулся о колеса борт. Теперь и Ольга видела, что это был госпиталь, а полосатые тюки оказались матрацами, солдатскими одеялами…

5

Ольгу уложили на носилки, перенесли в маленький домик с печью-плитой посредине и всего тремя койками у окошек. На одной, соседней с Ольгиной, койке девушка с забинтованной головой. Вторая пуста.

— Здорово, сестрица! Где это тебя?

Ольга не видит девушки. Ее фамильярное обращение шокирует Ольгу. К тому же страшно болит голова.

— Ты что, оглохла?

— Какое вам, собственно, дело?

— Ого! А ты, девонька, чего из тебя строишь? Важная шибко.

Ольга не ответила. Вошел высокий, седоволосый военный в халате, медсестры.

— Вы Червинская?

Ольга повернула лицо, сморщилась от прихлынувшей к голове боли.

— Лежите спокойно, Червинская. Значит, это ваши документы… Аттестат. Послужной список. Рекомендация… Хирург?

— Хирург.

— Не рекомендация, а молитва какая-то… Ну-ка, что у вас там, Червинская? Марья, портянки долой! Живо!

Сестра, стоявшая возле, принялась забинтовывать раненое плечо Ольги.

— Где я, доктор? — спросила Ольга.

— В армейском госпитале. У своих, Червинская, у своих. Тут все сибиряки. Редко другая вошь заползет — и та не держится…

— Я москвичка, доктор, — превозмогая боль, сказала Ольга.

— Ишь ты? А из Иркутска…

— Заползла… из Москвы.

— Ну-ну, языкастая какая. Дарья, держи москвичку!..

После осмотра военврач приказал переодеть Ольгу, а ее успокоил:

— Пустяк, контузия. И ранка пустяк — в мякоть. Но горошину удалим. Кстати, нам тоже нужен хирург… — И уже сестрам: — Марья, Дарья, готовьте Червинскую — и на плаху!

«Ну вот и сама на стол попала, — подумала Ольга, когда все вышли из хатки. — Добрый Сергей Сергеевич! Как он сейчас там? И ведь рекомендацию какую-то успел написать… — И вдруг вспомнила последний с ним разговор, откровенную его оценку. — А может быть, он просто решил от меня отделаться? Вот этот говорит: и контузия небольшая, и рана пустяк… Надоело со мной возиться? Замечания за меня получать?..»

Соседка по койке повернулась к Червинской.

— Извиняйте, товарищ хирург. Я думала, вы, как я, девушка… Молоденькие такие… в бинтах-то…

— Оставьте меня в покое! Без вас голова болит.

— Извиняйте. Эх ма, и поговорить не с кем!

Уже лежа на операционном столе, Червинская вспомнила мимоходное замечание военного хирурга. Может быть, и в самом деле остаться здесь, в этом госпитале? Чем мотаться в вагоне?

В марлевой маске, с поднятыми в перчатках руками вошел хирург. Червинская не сразу узнала в нем того самого военного, который осматривал ее в палате.

— Ну как, москвичка, будем орать? Или под общим?

Червинская отрицательно качнула головой:

— Не буду. — И тут же подумала: «Хорош врач! Человек контужен, а он — общий наркоз!»

— Дарья, шприц! Марья, снимай тряпки! Иван, держи за ноги!

— Слушаюсь!

И опять удивилась Червинская: что это за манера так развязно вести себя при оперируемом? Мясник какой-то! Почувствовала, как на ноги навалилась железная тяжесть. Кто-то стоявший сзади сжал до боли запястья. Приемчики!

— Ну, терпи, Москва! Дарья, давай секиру! Зажим! Еще зажим!.. Молодец, Червинская! Давно из Москвы?..

— Давно. Вы лучше делайте свое дело, доктор!

— Ну-ну, ершистая. А я вот сибиряк. У нас тут вся армия — сибиряки… Марья, ковырялку! Эх, такое плечико и кромсать жалко… Вон он, каналья! Ухват! Живо!.. Ну-ка мы его ковырнем… Нате-ка, полюбуйтесь, москвичка! — И завертел перед глазами Червинской осколочек.

— Я их уже насмотрелась.

— Так ведь ваш! Собственный!

— Да перестаньте же вы наконец!.. — Ольга чуть не сказала: паясничать.

— Характерец!.. Дарья, не спи!..

Ольга не чувствовала, скорее догадывалась, как быстро снимались зажимы, накладывался шов, и теперь удивлялась ловкости этого грубого и чудаковатого человека. Пожалуй, она бы провозилась подольше. А он мигом. И инструментам названия свои надавал и с персоналом обращается, как на конюшне, а оперирует хорошо.

В конце операции Червинская напомнила хирургу о его предложении.

— Я хочу остаться у вас, доктор. Хотя бы временно.

— Ну-ну поглядим. Цыган лошади в зубы смотрит, а я на руки. Федор! Егор! Тащи назад москвичку!

6

Плечо перестало ныть, но голова все еще гудела: не повернуться. На третий день пришел проститься Савельич.

— Куда же теперь, Савельич?

— А кто ж его знает. Куда пошлют. Везде служба, Ольга Владимировна. — И потупился, опустил голову.

И Ольге стало жаль расставаться со стариком. Привыкла. А что, если попросить начальника госпиталя?

— Савельич, услужите еще разок: попросите сюда начальника госпиталя.

— Военврача второго ранга?

— Второго, второго, — улыбнулась Червинская.

— Слушаюсь!

Седоволосый военврач не заставил себя ждать.

— В чем дело, Москва?

Ольга показала глазами Савельичу на дверь:

— Подожди там, Савельич.

— Слушаюсь!

— У меня к вам большая просьба, доктор. Этот санитар все время был со мной в поезде…

— А ведь я думал, что случилось. У меня ведь дела, в некотором роде…

— Доктор, прошу вас! Мы, знаете, с ним как-то всегда вместе…

— Ну-ну, посмотрим. Как голова?

— Лучше, — соврала Ольга.