Сибирская кровь

После допросов самого Федора Александровича – вроде, без пристрастия: по документам уголовного дела не видны попытки инкриминировать создание антигосударственной группировки – его в январе 1942 года приговорили к расстрелу по части 2 статьи 58–10 Уголовного кодекса РСФСР («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений»). Но своим определением от 21 марта 1942 года Верховный Суд РСФСР смягчил приговор до десяти лет лагерей. И он их отбыл на каторжных работах где-то под Магаданом и выжил. А когда в 1951 году вернулся в Якутию к своей семье, выяснилось, что его жена была уже замужем за другим, у сына сменили фамилию на фамилию отчима, дочь полюбила этого отчима как родного отца, и места в их судьбе для бывшего политзаключенного не осталось. И он, поняв собственное бессилие вернуть былое семейное счастье, уехал.

Инна Федоровна Черепанова

Федор Александрович почти сразу женился повторно, жил на Украине, в Казахстане и на Кубани, и у него родилось еще два сына – старший опять же Александр и младший Вячеслав. Они оба завели семьи и детей, но Александр прожил недолго. А с Вячеславом, неполнородным братом моей мамы, и его семьей мы подружились, когда в 2013 году после долгих поисков смогли найти их в адыгейском селе Тульское[416]. Там мой родной дед в 1986 году умер и похоронен. В феврале 1990 года Президиум Верховного Суда РСФСР реабилитировал Федора Александровича Куликовского за отсутствием в его действиях состава преступления.

Стоит полагать, что, выйдя замуж за другого, моя бабушка не предала своего невинно осужденного мужа. Она знала о расстрельном приговоре и не имела повода сомневаться в приведении его в исполнение, ее с детьми выставили из служебной квартиры на улицу, имущество конфисковали, на работу не принимали. К счастью, через некоторое время Елену Васильевну Куликовскую с сыном Александром и дочерью Инной приютил у себя в доме постоянно находящийся в разъездах Федор Петрович Щуков, начальник нюрбинского участка правительственной телефонной связи. Он же вскоре стал вторым мужем моей бабушки.

Федор Петрович отличался недюжинной силой, в одиночку устанавливал линейные столбы, с которыми не всегда могла справиться целая бригада из восьми рабочих, не пользовался гаечными ключами, всегда раскручивал и накрепко закручивал любые мотоциклетные гайки пальцами, мог легко поднять за шиворот сразу двух агрессивных мужиков и ударить их лбами. В Нюрбе говорили, что «в нем черт сидит». И не знали, что этот «черт» однажды спас его от большевистской расправы, когда его работящую крестьянскую семью «раскулачивали» под кемеровским Прокопьевском. Тем большевикам понравился большой дом Щуковых, и они явились его конфисковывать. Николай – а это настоящее имя отчима моей мамы – оказал упорное сопротивление, вроде даже кого-то покалечил в обиде за то, что все в его семье было заработано собственным трудом, без привлечения батраков, и Щуковы – никакие не кулаки. Его приковали широкой металлической цепью и приготовили к отправке в районный центр к следователю, но он эту цепь ночью разорвал, взял у своего старшего брата Федора его документы и сразу же подался с ними в далекую Якутию. Искали-то Николая Петровича, а не Федора Петровича Щукова.

В своей работе по телефонизации республики он стал высококлассным специалистом, его крестьянская смекалка обеспечивала первые места вверенного ему участка в обширном регионе Восточной Сибири по скорости устранения аварий. Удивительно то, что Федор Петрович, закончив всего лишь четырехлетнюю школу, успешно взял на себя и личный выход на линию, и текущее руководство деятельностью организации, и функции сопровождения – аккуратно вел бухгалтерию и отчетность.

После регистрации брака с моей бабушкой, Федор Петрович, не имея собственных детей, настоял на том, чтобы пасынку Александру присвоили его фамилию. Фамилию же моей мамы менять не стали. Мол, без толку, ведь она выйдет замуж и опять поменяет. Также поступили с ее старшей сестрой Верой, которую сразу после войны забрали из Александровки и увезли в западно-украинский Костополь, куда Щуков устроился опять же начальником участка. Поработав там полтора года, он заскучал по Якутии, вновь попросился туда и уже в Москве получил направление в Верхневилюйск[417], село неподалеку от Нюрбы.