Сибирская любовь

– Может, и обойдется, – жестко и скрипуче, словно голос проходил не через горло, а через жестяную трубку, сказала она. – Однако, странно. Если есть микробы, болезни вызывающие, и это наукой доказано, должно же быть и средство, чтобы их убить. И сразу выздоровление наступит. Правильно я говорю?

– Может быть, и правильно. Но где ж такое средство взять, если докторам оно неизвестно? – откликнулась Софи.

– Нашим докторам неизвестно, – решительно сказала Надя, возвращаясь в гостиную. – А самоедским?

– Шаманская медицина есть мракобесие и суеверие, – отрезала Каденька. – А те два-три действующих флористических агента, которые они используют, и нашей медицине известны.

– Китайская медицина использует не два-три, а около десяти тысяч действующих агентов! – сообщила Надя и снова вышла, топая, как солдат на параде.

– Я пойду к ней, – сказала Софи.

Каденька кивнула и мучительно сощурила глаза. Софи который уж раз поразилась тому, какая она вся старая, худая и высохшая. Особенно – шея. Недавно она для чего-то подсчитала года Леокардии Власьевны. Получилось – тридцать шесть лет.

Вера дышала шумно и поверхностно. Разом запавшие внутрь черепа глаза были закрыты не до конца, и видно, как под голубыми веками туда-сюда метались зрачки.

Софи сноровисто обтерла ее лицо губкой, дала попить. Вера сделала всего один глоток, что-то пробормотала. Софи поплотнее прикрыла ее одеялом, спрятала внутрь большие Верины руки, распахнула форточку, впустила свежий морозный воздух. Идеи о том, что больного надо держать в закупоренном помещении во избежание простуды, казались ей ерундой.

Мы уже знаем, что все причины всех болезней без исключения Софи видела вовсе не в сквозняках или загадочных микробах, которых кто-то где-то нашел. Главной причиной любой болезни она считала согласие человека болеть, невозможность найти из сложившейся ситуации другой, более достойный выход. И сейчас она не сомневалась в причине Вериной болезни. Вера хотела не просто заболеть, она хотела – умереть, и нынче стремительно приближалась к исполнению своего желания. Что же может сделать в этой ситуации она, Софи?

Софи опустилась на стул, сложила руки на коленях и задумалась, одновременно вспоминая начало Вериной болезни.

Все началось остро и страшно. Лицо Веры покраснело, жар не вмещался в деления термометра, молодая женщина хваталась за бок, тяжко и натужно стонала, обильный пот тек по ее вискам и груди. Потом вроде бы наступила передышка. Вера лежала в кровати, иссиня-бледная, хватала воздух помертвевшими губами, покрытыми желтым струпом. Впрочем, ореховые глаза ее смотрели непривычно остро и дико. Никакого забытья в них не было и в помине. Напротив, – подумала Софи. – словно прорезалось что в тускловатом Верином взгляде. Что же?

Софи почти насильно напоила молодую женщину бульоном и клюквенным киселем, который специально для нее сварила Надя, опустилась на колени возле Вериной кровати.

– Верочка, голубушка, не умирай! – попросила она. – Не умирай, пожалуйста! Ты ведь у меня одна от прежней жизни осталась. Как же мне без тебя? Если я когда тебя чем обидела, прости. Не бросай меня теперь. Более-то никого нет. Семью я сама покинула, мсье Рассен умер, Сержа Дубравина убили…

Вера отрицательно помотала головой по подушке.

– Что? – всколыхнулась Софи. – Не хочешь простить? Еще пить дать? Не веришь, что я люблю тебя, что ты дорога мне? Так я говорить о таком не умею, и даже показать, как другие… Нынче ж я что хочешь готова для тебя сделать. Только скажи… Что?

– Сергей Алексеевич жив, – тихо, но внятно сказала Вера.

– Господь с тобой! – вскрикнула Софи и невольно перекрестилась. – С чего ты взяла?

– Я Никанора видела.

– Так что ж? Никанор, может, и жив. Его никто мертвым не видел. А Сержа этот Опалинский видал, даже бумаги у него взял, исправнику отдал. Откуда ж ему живому-то взяться?

– Я не знаю, – прошептала Вера. – Мне думать нынче трудно, а не то разобралась бы. Нечисто здесь что-то. Вы, Софья Павловна, присмотритесь к этому Опалинскому, когда он приедет. Сдается мне, он разгадку знает… А может, он сам разгадка и есть… – Вера закашлялась. Софи одной рукой поддержала ее горячую спину, другую руку положила на влажный затылок. Опять обтерла губы и лицо.

– Конечно, конечно, присмотрюсь! Да и Бог с ним совсем! Скажи лучше, что можно для тебя сделать… Хочешь, я Матвея Александровича сюда привезу?

– Нет! – громко и протяжно закричала Вера. – Не-ет!

– Ах ты, Господи! Да что же это! – Софи засуетилась. Крупные слезы катились по ее щекам. – Опять я что-то неловко сделала! Скажи: он обидел тебя? Да я ему за тебя все его зенки каменные выцарапаю. Ногтями не получится, так я кайлом, кайлом!

Вера уж успокоилась, на горячность Софи даже сумела слабо улыбнуться.

– А ведь и правда выцарапает… Что ж…Садитесь, Софья Павловна, ко мне поближе, вот сюда, да наклонитесь, пожалуй… громко нынче говорить не могу. А сказать-то, пожалуй что, надо… Недолго мне осталось и… перед Богом стоять…