Отец вначале ничего не понял. А мать сразу обо всем догадалась и запричитала. Первое движение отца было — схватить, связать и увезти домой свою непокорную дочку. Но… Кругом люди, некоторые уже обратили внимание на происходящее. Мой прапрадед, конечно, был человеком горячим, но общественное мнение было для него превыше всего, важнее даже судьбы собственной дочери. Она же, уходя, сказала матери, что если родители не откажутся от нее с мужем, то приедут за ними.
Родители спешно уехали с праздника. В общей суете никто не заметил, что среди отъезжающих не было моей прабабушки.
Надо сказать, что по тем временам ее поступок был невероятным, неслыханным, особенно в татарской среде. Родителям пришлось смириться, чтобы не стать предметом общих насмешек и позора. Так соединились два любящих сердца. Мужем моей прабабушки-татарки стал русский парень Лука Ильич Тетерин. Обставили свадьбу как дело добровольное и согласованное, хотя многие в поселке недоумевали — как это такой богатый человек отдает дочь за русского, да еще за бывшего своего работника? Это недоумение сопровождало семью Тетериных почти всю жизнь, вплоть до революции. Лука Ильич выучил татарский язык, к родителям своей нареченной относился со всем почтением. Постепенно тесть и теща полюбили его и уже души не чаяли в этом русоволосом, голубоглазом, веселом и умном деловом человеке, а со временем тесть доверил зятю вести свое большое хозяйство.
В молодой семье рождались дети. Среди них был мой дедушка Евстафий Лукич Тетерин. От отца он взял светлые глаза, крепкую фигуру, широкие плечи, от матери — жесткие, густые черные волосы. Он был сильный, выдержанный, спокойный, рассудительный и умный человек. Моя прабабушка любила его больше остальных детей. Она всегда жила с ним рядом. Никто никогда не рассказывал мне, каким путем дед пришел в Революцию и встал на сторону красных. Знаю, что он был назначен руководителем большого района на юге Красноярского края, однако в годы репрессий ему пришлось бросить все и скрываться в глухих лесах у верных друзей.
У прабабушки всегда была прислуга, которая следила за ее питанием и нарядами. Особое место занимал уход за ее необыкновенными волосами. Когда прислуга умерла, ее обязанности взяла на себя моя бабушка Екатерина Ивановна, а позже к ней присоединилась моя мама. Она рассказывала мне, как устраивались отдельные банные дни для прабабушки. Ее вели в баню, расплетали ее шикарные косы, расстилали на скамье и мыли с всякими снадобьями. Моя мама-просмешница говорила, что пошла стирать бабушкины волосы — ведь это был настоящий ритуал, занимавший добрые полдня.
Овдовев, прабабушка быстро стала увядать. Забывала русские слова, говорила невнятно, прекрасные горячие глаза угасли, потускнели и часто глядели куда-то вдаль — должно быть, в прошлое. Моя мама еще застала время, когда прабабушка что-то помнила и рассказывала им с бабушкой Катериной про дела давно минувших дней. А после смерти Луки Ильича ее перестали интересовать все люди, даже близкие. Умерла она тихо, во сне. Ее увезли в родной поселок и похоронили рядом с ее ненаглядным Лукой.
* * *
Я уже упоминала, что моя бабушка по отцу Екатерина Ивановна по национальности была полька. Ее семья оказалась в Сибири в ссылке еще при царе. Почти все члены семьи погибли от туберкулеза. Катерина выжила. Совсем еще молоденькая, встретила моего деда Евстафия Лукича. Молодые люди полюбили друг друга, и никто им не препятствовал — ведь прабабушка и прадедушка не понаслышке знали, что такое любовь, к тому же будущая невестка им нравилась. Она была очень хороша собой. Темно-каштановые волосы обрамляли нежно-розовое личико с огромными светло-зелеными глазами, цвет которых подчеркивали густые темные брови. Прямой носик и пухлые губки делали личико почти детским. Но особо всех подкупал ее характер — доверчивый, доброжелательный и веселый.
Впервые моя мама увидела свою будущую свекровь, когда той было всего тридцать семь лет, а маме семнадцать. Встреча была незабываемой. Мама часто потом говорила, что такие светлые души, как Екатерина Ивановна, — большая редкость. К своим семнадцати годам мама повидала разных людей, но таких, как эта женщина, — мало. Она отзывалась о моей бабушке и моем папе как о необыкновенных, ярких людях. Жаль, что их жизни оборвались так рано. Казалось, они предчувствовали это и торопились отдать все свое тепло, доброту и радость другим. Ведь жизнь в те годы была ох какая нелегкая, даже жестокая.