Андрей прошёл к ближайшей кассе и взял билет до Москвы в купейном вагоне пекинского экспресса. Затем вышел на перрон и увидел на первом пути длинный состав из красных вагонов. На всех вагонах висели одинаковые таблички: «Москва — Владивосток». Вот это была удача! Это была «двойка» — знаменитая «Россия»! Андрей пошёл вдоль состава. Седьмой вагон, восьмой, вагон-ресторан, девятый, десятый… Увидев распахнутую дверь в тамбур, проворно взобрался по ступенькам и дальше уже двигался в тепле и уюте.
Не сказать, чтобы поезд был переполнен, свободные места мелькали там и тут. Андрей высматривал проводницу попокладистей, чтобы не подняла крик, не завозмущалась. Он дошёл до последнего, шестнадцатого вагона, и увидел, что дальше идти некуда. Да и незачем. Вагон был полупустой. Чистые занавески на окнах, ковровая дорожка под ногами, полный титан с кипятком и множество свободных мест. Два последних купе вовсе пустовали. В одно из них Андрей и забрался. Деловито снял куртку и повесил на крючок. Скинул свой модный пиджак, оставшись в белой рубашке. Стянул туфли с ног и с наслаждением пошевелил пальцами. Господи, хорошо-то как! Ещё бы чаю — с лимончиком, да с сахаром, да с конфетами — кажется, ничего он в жизни так не хотел, как глоток крепкого сладкого горячего чаю! Чтоб непременно стакан стоял в бронзовом подстаканнике, чтоб вагон покачивало, чтоб колёса грохотали на стыках рельс, чтобы полусвет и чтоб темно за окном, а ты несешься сквозь снежную вьюгу!
Вагон неслышно качнуло, перрон дрогнул и медленно поплыл мимо окна. Здание вокзала сносило в сторону, и вместе с ним уходило прочь всё тяжкое, тёмное, грозное. Хотя и не ждало Андрея дома ничего хорошего, но он возвращался в Иркутск с лёгким сердцем. Так, наверное, возвращается с войны солдат в разорённую деревню, к разрушенному дому. Не ждёт его лёгкая доля и нет возврата к прежней безмятежности — но и нет ему жизни вдали от родного очага. Здесь суждено ему провести остаток дней, здесь его и зароют в неподатливую землю. Но Андрею рано было думать о смерти. Впереди у него целая жизнь, впереди открытия и откровения, прозрения и разочарования. А пока что — пустое купе, мягкие диваны, усыпляющее покачивание. Оставалась самая малость — договориться с проводницей. Андрей достал упаковку долларов, сорвал бумажку и прошёлся пальцем по корешкам. Вытащил купюру и присмотрелся. Что в ней такого? Что за страшная сила заключена в этих водяных знаках? Или это и есть та самая тайнопись, проклятые письмена, дьявольские чары? Так нет же, нет! Ведь на него эти чары не действуют! Прямо сейчас он может выбросить эту пачку в окно.
Дверь вдруг распахнулась, на пороге показалась женщина в синем кителе.
— Эт-то что такое? — спросила с нотками раздражения. Глаза её расширились, ноздри трепетали от возмущения.
Андрей всё держал пачку стодолларовых купюр, всё раздумывал — не выкинуть ли их в окно.
— Я спрашиваю, кто вам позволил занять чужое место?
— Вот он! — Андрей показал пальцем на доллары.
— Кто это — он?
— Президент!
— Какой ещё президент? Что вы мне голову морочите!
— Я не успел купить билет в кассе, сильно спешил. Если хотите, я выйду и куплю билет на ближайшей станции. А лучше — купите сами. Вот вам тысяча долларов. Сдачу оставьте себе. Я до Иркутска еду, тут недалеко.
Женщина отстранилась.
— Мне столько не надо.
Андрей понял, что дал маху. Бросил купюру на столик и потянулся к пиджаку. Во внутреннем кармане лежали наши родные деньги. Отсчитал десять тысяч и протянул проводнице.
— Этого хватит?
Та неуверенно взяла деньги.
— Бельё брать будете?
— Буду.
— Может, вам чаю принести?
— Обязательно принесите! Страсть как люблю чай! Сто лет не пил. Только заварите покрепче!
Проводница ушла. Андрей сел на диван, подперев голову рукой. Как примитивно всё устроено! Никакой романтики в людях не осталось. Хотя какая к чёрту романтика? Всем надо жить, кормить семьи, покупать продукты. А если бы деньги были не нужны, то никто бы и не работал. Всё пошло бы прахом — к чертям собачьим.
Пришла проводница, быстро застелила постель, взбила подушку и кинула сверху полотенце. Потом принесла два стакана чаю, пачку печенья и три упаковки сахару.
— Может, вы кушать хотите? У нас вагон-ресторан есть.
— Спасибо, я схожу… после.
Проводница, наконец, удалилась. Андрей замкнул дверь, разделся и с наслаждением лёг в постель на чуть влажные простыни. Как давно он не путешествовал в поезде! И как это, оказывается, приятно — лежать с закрытыми глазами на мягком матрасе и покачиваться в такт движению. Состав разогнался не на шутку. Вагон раскачивало и болтало во все стороны. Андрей закрыл глаза и его сразу куда-то понесло… Гул самолёта, чёрный иллюминатор, судорожное мелькание стробоскопа на крыле — он словно бы летел в самолёте. Но скоро дыхание его замедлилось, тело налилось свинцом, минута — и он уже спал.
Часть III. Чужое имя