А поздней осенью мы опять в Карасево поехали. Я же говорила, что экстрасенсы те места на всю страну прославили. Вроде как там энергетика особенная, позитивная. Вот и нашлись умники, решившие эту самую энергетику продавать. Одна фирма решила построить там туристический комплекс для тех, кто хочет отдохнуть в красивых местах да еще и ко всяким тайнам и мистике приобщиться. Задумали прямо в отеле сделать небольшой археологический музей. В консультанты, естественно, хотели пригласить Сергиенко. Любят наши фирмачи, чтобы у тех, кто на них работает, побольше громких званий было. Профессор сначала отказался, на меня всю эту суету свалил. А потом вдруг сам напросился в Карасево.
Помню: погода как на заказ была. Тихо, солнечно. За ночь подморозило, так что до деревни мы докатили, как по асфальту.
Остановились у одного депутата сельсовета. Хороший мужик. Археологам постоянно помогал, а как о возможном строительстве в Карасево прознал — сразу засуетился. Отделение-то совхозное в деревне закрыли, работы людям нет. А тут — туркомплекс! На стройке обязательно рабочие понадобятся, да и потом — без дворников и уборщиц ни одна гостиница не существует. Так что деревне от тех коммерсантов — прямая польза. Поэтому депутат этот, Сергей Петрович, принимая дорогих гостей, расстарался, как мог. Приехали мы к обеду, только успели поздороваться, а на столе такое изобилие, какое не в каждом столичном ресторане увидишь. И борщ, и пельмени, и щурята жареные, и закуски-заедки всякие. Фирмачи «знакомиться» сели, а старик Сергиенко во двор вышел. Говорит: «Воздухом подышу и вернусь». А я… Что я? Ну, я выглянула во двор, он на завалинке сидит, на солнышке греется. Погода-то отличная… Небо такое… иначе, чем бездонным, и не назовешь. Голубое — даже смотреть больно. И ни облачка. Только голые ветви березы, что в палисаднике у нашего хозяина росла, розовеют в вышине.
Андрей Алексеевич мне рукой махнул: дескать, иди, не жди меня. А через час с лишним, когда мы с фирмачами к Метеоритному капищу ехать собрались, он уже мертв был.
Вот так. Естественно, никто никуда не поехал. Вызвали «Скорую» из райцентра, пока дождались. А в больнице профессора переодевать стали и нашли завещание: «Похороните меня в Карасево». Ну, сын Андрея Алексеевича из Москвы примчался, похоронили, как положено. Деревенька-то маленькая, а кладбище, что рядом с ней — огромное. Но чистое и ухоженное, что редко у нас бывает. За счет университета памятник поставили, так что теперь студентов во время полевой практики на могилу водим. Вроде почтить память.
Такая вот история. Ну, а то, что теперь в Карасево Хранитель есть, поэтому тем фирмачам, что сначала хотели там туркомплекс построить, ничего не удалось, так это все — пустые разговоры. Те не справились — появились другие. Правда, эти вообще на всякой мистике сдвинутые. Но деньги у них есть. Построили и отель, и лодочную пристань. Приезжает народ, отдыхает.
Говорят, теперь вокруг Карасево всякие странности творятся. То летающая тарелка на окраине села приземлится, то побывавший там забулдыга-музыкант в суперзвезды выбьется. Да вы сами наверняка слышали. Или читали. На чудеса-то народ падок. Вроде бы там, на увалах, пуп Земли обнаружили. Врут, конечно. Догадываюсь даже, кто большую часть баек придумывает: владельцы туркомплекса, что там построили.
Что? Видела ли я сама ключ-камень? Конечно, видела и даже трогала. Я же отрисовку надписей, которые на нем, делала. Метеорит как метеорит. Слишком холодным кажется, но в этом ничего странного, он же металлический, а у железа теплопроводность выше, чем у какого-нибудь гранита.
Дрова прогорели. Студенты, слушавшие профессоршу Васькину, разбрелись спать. Из-за Ордынского увала выползла злая оранжевая луна. Какое-то время были слышны смешки и шорохи, но потом все угомонились. Тогда из крайней палатки тихонько выбралась худенькая девушка и, стараясь не спотыкнуться в темноте, стала пробираться в сторону Метеоритного капища. Никто не видел, как шла она к заветной лужайке, как сидела потом, не шевелясь, в тени сосен.
И ключ-камень, и двенадцать его метеоритных приятелей давно увезли в музей, но на их месте темнели не заросшие проплешины. Когда небо начало сереть, а у реки зацвиркали просыпающиеся птицы, девушка эта, Оля Тебенькова, спустилась в котловину, чтобы прикоснуться к каждой из ямок, отмечавших места, где лежали камни. Словно так можно разгадать тайну Карасевских увалов.
А утром рядом с той палаткой, где жила Оля, появился букет ромашек, поставленный в косо обрезанную пластиковую бутылку. И каждую ночь тайный поклонник приносил то ромашки, то гвоздички-смолки, то голубые колокольчики… Над девушкой посмеивались. Все пытались угадать, кто из парней — из экспедиции или деревенский? — старается, даже дежурить ночью пытались, но никого не поймали. Но она лишь улыбалась смущенно, а цветы появлялись каждую ночь.
Однажды, когда к ней пристали чуть ли ни с ножом к горлу, она придумала какую-то сказку:
— Это Хранитель. Я чувствую, меня эта земля приняла.
Вот тогда-то Васькина и встрепенулась.