Сибирские байки

Закат схлопнулся, словно закрыли дверь. Повалил снег, и вот уже вокруг нет ничего, кроме стремительно темнеющей серой мути…

А Лили по-прежнему пела.

И тут началось что-то совсем невообразимое!

Небо прочертила молния.

Загрохотал гром.

Земля задрожала, и грому ответил дальний гул, словно где-то мчались сотни груженых товарняков.

Почва ушла из-под ног, и ветру наконец-то удалось бросить меня на колени.

А снежные вихри уплотнились, затрепетали рваными полотнищами, забились в корчах — и вот уже это не снег, а какие-то жуткие твари мчатся по небу.

Скалились раззявленные пасти. Вздымались копыта и когтистые лапы. Извивались щупальца. Кто-то огромный хлопал крыльями, и ветер, который поднимали крылья, расшвыривал мчащихся по земле монстров. Там были существа без кожи, с набухшими черной кровью обнаженными жилами. Там были сухо белеющие скелеты, стремительные, как молнии. За ними ползли шипастые дирижабли и многоголовые змеи.

Потом стало ясно, что это — схватка. Твари рвали друг друга, рассыпаясь снежной пылью и вновь возрождаясь из земли и ветра.

Стоять посреди этого безумия на карачках слишком обидно.

После нескольких неудачных попыток мне удалось подняться на ноги.

Я встал и сказал в спину Лили все, что о ней думаю.

Высказал на русском трехэтажном, и пофигу, что черномазая меня не понимает.

Женщина даже не обернулась, зато в небе опять загрохотало. Казалось, в вышине кто-то хохочет надо мной.

Тогда я задрал голову вверх и проорал то, что просилось на язык.

Ветер взвыл с новой силой.

То, что теперь пикировало на равнину, больше всего напоминало не раз упомянутого мной «хреноглазого блядозавра». Если он может существовать, то должен выглядеть именно так.

«Где у этой дуры кнопка „Гейм овер?“» — прошептал я, окончательно охрипнув.

Лили неподвижностью по-прежнему походила на каменную бабу.

Врезать бы ей по затылку, чтобы заткнулась…

И все же я не решился вмешаться в происходящее. Слишком уж едиными казались небесные монстры, камень курганов и почти неразличимая в снежной круговерти женская фигура цвета темной крови.

Я плюнул и кубарем скатился с холма.

Бешеная тетка знает, что делает, а вот Джеймс… мужик, кажется, не на шутку перепугался. Только бы не ломанулся в панике к машине. Заблудится — ищи его потом по степи!

К счастью, у англичанина хватило ума оставаться на обочине. Он сидел на земле и дрожал.

Я примостился рядом и спросил, перекрикивая шум ветра:

— Что Лили говорила о своих целях?

Я тщательно подбирал слова, чтобы интеллигентный англичанин понял.

Те выражения, которые вертелись на языке, вряд ли изучают в университетах.

— Она говорила… она говорила… будет вход… проход… задний… но, дальний проход… проход в другие миры. Надо наблюдать… контроль… контроль дороги…

— И надолго это? Не знаешь?

Джеймс, к моему удивлению, понял:

— Одна ночь. Она спешила. Это сегодня.

Я лишь хмыкнул в ответ. Естественно: все когда-нибудь кончается.

— А вы уверены, что это добро? — вдруг тоскливо спросил Джеймс.

— Что — добро?

— Иные миры — добро?

Он взглянул вверх.

В нескольких метрах над нами зависла зубастая пасть — только пасть, ни тела, ни лап, ни плавников.

Джеймс уткнулся лицом в землю, съежился, ожидая удара.

Я погрозил пасти кулаком:

— Кыш! Пшла нах!

Морок рассыпался снежной крошкой.

— Не знаю, добро ли, но прикольно.

Англичанин не ответил.

И почти сразу же все закончилось.

Ветер стал просто ветром, а снег — снегом. Теплый циклон мчался над степью, белые хлопья были мокрыми и липкими.

Лили, шатаясь, спустилась с кургана.

Обратную дорогу я почти не помню.

Сначала мы с Лили тащили потерявшего сознания Джеймса. Потом он пришел в себя, и я погнал его на пинках, но женщина стала сдавать, и мы волокли ее, кряхтя от тяжести. Ставил палатку и раскочегаривал печку я уже на автомате, почти не понимая, что делаю.

А утром было тепло и безветренно.

Из низких туч сыпались редкие снежинки.

Степь — девственно белая: ни одного следа, даже на дороге, только темный силуэт каменной бабы на горизонте, между белой землей и серым небом. Но и ее было почти не видно за кисеей падающего снега.

«УАЗик» завелся почти сразу, словно отдохнул за ночь. Впрочем, теперь бы я поверил и в мистические причины вчерашнего отказа техники.

Я сфотографировал на прощание вид на курганы, и мы тронулись.

Лили молчала всю обратную дорогу, и только незадолго до того, как мы въехали в город, о чем-то заговорила с Джеймсом.

— Она хочет знать значение слова «прикольно», — перевел англичанин.

Я растерялся:

— Интересно. Увлекательно. Необычно. Открывает перспективы.

— Йес, — кивнул переводчик. — Не есть добро. Есть прикольно.

Он повернулся к сидевшей сзади Лили и быстро залопотал по-английски. Я не прислушивался — надо было следить за дорогой. Машина «юзила», свежий снег — что жидкая грязь, того и гляди занесет. Но вдруг разобрал, как Лили явственно произнесла:

— Прикольно…

Автоматически взглянул в зеркало заднего вида — и встретился глазами с ее отражением. Негритянка смотрела оценивающе и одновременно — удивленно, словно купила в супермаркете банку шпрот, открыла и обнаружила там красную икру.