Сибирские байки

Потом волны переселения народов оттеснили древних умельцев на север, к устью Оби. Но и до, и после кулайцев на Карасевских увалах селились люди. Место удобное: высокое, сухое, со всех сторон реками да болотами защищенное. Хлеб, правда, в тех краях не очень родится. А вот тайга хороша: сплошные корабельные сосняки. Для охотников и рыболовов, которые веками жили в тех краях, — настоящее раздолье. Вот и получились там городища, словно вафельный торт: два, три, а то и четыре культурных слоя, разделенные между собой наносами пустой породы. Придет одно племя, поживет, потом сгинет на сотню лет. Зарастет земля травой, скроет старые кострища — и на том же месте селится новое племя, с другой культурой.

Но это я что-то отвлеклась… В общем, начал копать Сергиенко в том ложке и сразу понял, что тут материала на пару диссертаций хватит. Сейчас этот памятник называется «Метеоритным капищем». А тогда пометили просто как «культовое сооружение». Описания его в любом учебнике есть: в центре земляной линзы — площадка метров десять, вокруг которой — тринадцать камней каждый примерно с лошадиную голову размером. Восемь камней расположены точно по сторонам света, еще четыре — в точках восхода и захода солнца в дни летнего и зимнего солнцестояний. А вот последний, самый большой камень, на котором несколько знаков выбито, ни с каким астрономическим ориентиром не совпадает. До сих пор загадку его расположения не отгадали.

И, что самое важное, все камни имеют метеоритное происхождение. Тот самый таинственный тринадцатый — вообще железо-никелиевый монолит.

Ну, как, озадачила я вас? Вот и ученые до сих пор в затылках чешут. Во-первых, все сооружения, так или иначе связанные с солнцем, обычно на возвышенностях располагаются, чтобы ближе к небу. Во-вторых, астрономическими наблюдениями больше земледельцы занимались. Для них смена времен года важнее, чем охотникам да рыболовам. В-третьих, ни точек восхода, ни точек заката из этой «метеоритной» ямы просто не видно. Даже если предположить, что две тысячи лет назад вокруг никакого леса не было, то все равно соседние увалы половину неба закрывают. Так что происхождение «капища» — загадка из загадок.

Андрей Алексеевич, естественно, не преминул показать находку жене. Алевтина Ивановна постояла в центре круга, послушала, как шумит в соснах западный ветер. Потом подошла к тому самому тринадцатому метеориту и говорит:

— Ключ-камень это, Андрюшенька. Помяни мое слово, расшифруете надписи — много чего узнаете.

— К чему ключ-то, Алечка? — удивился профессор.

— К чему — не знаю, да только я теперь ничего не боюсь, — ответила ему жена. — Такое чувство, что меня этот лес, что вокруг, по голове погладил и позвал куда-то, где мы счастливы будем.

Не знаю, конечно, таким был разговор, или люди потом присочинили. Только с того дня Алевтина Ивановна стала как-то тихо задумчива. Помню, словно вчера было: сидит она у костра, улыбается огню, и видно, что хорошо ей, покойно.

А потом она исчезла. Про болезнь-то профессорши все давно забыли, никто за ней не следил. Поэтому и получилось, что никто не заметил, как она ушла из лагеря. Никому ничего не сказала, никого не предупредила. Исчезла — и все.

Искали Алевтину Ивановну неделю. Каких только догадок не строили! Про последствия инсульта вспомнили. Думали, что пошла куда-нибудь, в соседнюю деревню, например, а по дороге вовсе память потеряла, не смогла объяснить толком кто она и откуда. На маньяков грешили, хотя какие маньяки в крохотной деревушке? Откуда им взяться там? Разве что какой-нибудь местный алкаш, допившись до зеленых чертиков, ради мелочи на опохмелку решится на разбой пойти. Да и то — чушь, чего со старухи-то взять?

А через неделю нашли тело. Причем совсем недалеко от лагеря. И знаете как? По цветам. Кто-то заметил, что вокруг одной поваленной сосны лесные колокольчики растут так густо, словно голубую краску разлили или словно кусок неба на землю упал. Подошли поближе — в яме под выворотнем лежит Алевтина Ивановна. Удобно так лежит, рука под щекой, словно решила прикорнуть в тенечке и не проснулась.

И вот еще что странно. Все-таки неделю труп пролежал, должно было разложение начаться. Ан нет. Ничего, словно святые мощи.

Естественно, экспедицию свернули. Конечно, суеверие это, но археологи, если кто-то умер, обычно стараются больше не работать. Похоронили Алевтину Ивановну…

Потом занятия начались. Старик Сергиенко продолжал преподавать, хотя после смерти жены сильно сдал. Жалели его, сочувствовали: как он один теперь? Кое-кто из институтских дам начал было потихоньку к нему клинья бить. Всегда найдутся те, кто рассуждает с практической стороны: ерунда, дескать, что профессор — пенсионер по возрасту, зато квартира в центре города. То пирожков домашних ему принесут, то по поводу давно не стираной рубашки разговор заведут. Но Андрей Алексеевич всего этого словно и не замечал.