Сибирские байки

— Мы уже приехали? — радостно спросил он.

— Нет.

В машине завозились, она закачалась, хлопнула дверца, и появилась Лили — собственной персоной. Не знаю, чьей еще персоной можно являться, но про нее нельзя иначе. Она всегда является, как королева перед придворными. Персона.

Когда пышная негритянка почти двухметрового роста залезает в салон, «УАЗ-Патриот» проседает и скрипит рессорами. У Лили огромные блестящие глаза и сиреневые губы. Роскошная, жаркая женщина. Ее антрацитовые кудри похожи на грозовую тучу, редкие седые пряди — словно вспышки молний.

Когда Лили недовольна, кажется, что ее волосы шевелятся, словно у Медузы Горгоны.

Джеймс что-то быстро залопотал по-английски.

Я вздохнул. Более дурацкой ситуации не придумать.

Эта парочка наняла меня в качестве водителя и фотографа.

В Европе это, наверное, называется «гид».

Этакая продвинутая разновидность официанта — подает не ресторанные деликатесы, а экзотические красоты.

А мне все равно!

Я давно собирался побывать в Ивантеевском заказнике. Конечно, ехать лучше весной, когда степь расцвечена тюльпанами, а на озерах порой не видно воды из-за птичьих стай, которые отдыхают тут во время перелета. Но богатые туристы окупали обе поездки — эту и весеннюю.

Джеймс — англичанин из Лондона, но выглядит как карикатура на «стопроцентного американца»: рослый, румяный, с чуть заметным брюшком, но спортивно-подвижен. Если бы Джеймс был актером, то обязательно играл бы роли «простых хороших парней», капитанов университетских футбольных команд. Но говорит он, к счастью, на том правильном английском языке, который мы учили в школе. Если медленно и внятно произносит слова, обрывки давно забытых знаний всплывают у меня в голове, и я его понимаю. Хотя нужды в этом нет, Джеймс изучал русский в университете и работает переводчиком.

А вот Лили — существо непостижимое. Она — американка, но родом откуда-то то ли с южных островов, то ли из Пуэрто-Рико, то ли еще откуда, я так и не понял. Ее английский такой странный, что я не понимаю ни слова.

Джеймс обмолвился однажды, что это — южный диалект в сочетании с акцентом латиноамериканцев.

При этом Лили — профессор философии. Работает в каком-то университете. Собственно, она и затеяла экспедицию к Ивантеевским курганам, Джеймс при ней — такой же наемный работник, как и я.

А наша хозяйка продолжала что-то лопотать, тыкая в экран своего айфона.

— Она говорит: нет связи, она не может посмотреть на карту, она беспокоится, — перевел Джеймс.

Я пожал плечами.

К счастью, у меня хватило предусмотрительности заранее поинтересоваться, будут ли работать сотовые в Ивантеевке. Сама деревня — на границе зоны более или менее уверенного приема, а нужная нам точка — еще на двадцать с лишним километров дальше от ближайшей вышки.

— У меня есть карта, — сказал я.

Мы залезли обратно в машину, где еще сохранялись остатки тепла, я вытащил из «бардачка» папку с картами. Лили расстелила лист на коленях и принялась тыкать уже в бумагу, повторяя одно и то же слово: «Уйтас».

— Что она говорит?

Забравшийся на заднее сиденье Джеймс перегнулся через плечо Лили:

— Она говорит, что до… до цели пути совсем близко. Не нужно останавливаться, едем!

Я только теперь сообразил, что женщина до сих пор не поняла, что остановка — вынужденная:

— Скажи ей, что машина сломалась. Мне нужно разобраться с мотором. Я — не автомеханик, но, может, сумею понять, в чем дело. Может быть…

— Она говорит: что нельзя ждать, — прервал меня Джейма. — Она говорит: солнце скоро сядет. Надо идти. Ночевать будем тут, около машины.

Я пожал плечами.

Эти иностранцы — психи, особенно — Лили.

Последние числа октября — не самое лучшее время для ночевок по степи.

Правда, в багажнике — ворох снаряжения. Они привезли с собой какую-то особенную «арктическую» палатку, портативную печку, еще что-то из достижений современной цивилизации. Разве что биотуалет не прихватили.

Так что из всех вариантов тот, что предлагает Лили, — самое разумное. Я могу провозиться с мотором до темноты, когда ехать дальше будет уже бессмысленно. Что мы увидим ночью? Проще бросить «УАЗик» на дороге и прогуляться до курганов пешком. Вон они — на горизонте, по карте до них — не больше пары километров. Потом можно будет вернуться к машине, поставить палатку, переночевать и там уже решать, что делать дальше. Или я разберусь с мотором, или кто-нибудь проедет мимо, если дать денег — отбуксирует до трассы.

Сворачивая в Ивантеевку, я приметил заправку и рядом с ней — шиномонтажку.

Пока буду приводить в порядок мою «лошадку», туристы могут делать с курганами все, что им заблагорассудится.

Так какая разница, где ставить палатку?

Здесь даже удобнее — недалеко от дороги уютный распадок, по краю которого — полоса кустов, переходящая в редкий березняк. Можно набрать сушняка. Печка печкой, а небольшой костерок запалить не помешает. Живой огонь — всегда приятно.

— Хорошо, — сказал я. — Только заставь Лили надеть шапку. Холодно.