Хотя в середине XVII века Босовы и Гусельниковы вели более активную деятельность в Сибири, нежели Филатьевы, в конечном счете именно Филатьевы оставили по себе самый заметный след в сибирских таможенных книгах, потому что после смерти Босова и Гусельникова от чумы, пришедшей в Москву летом 1654 года, эти фамилии мгновенно исчезают из сибирских таможенных книг. Царь, находившийся во время вспышки эпидемии на Смоленском фронте, приказал активно отслеживать положение дел. Царская семья была вывезена из Москвы. На въезде в город и выезде из него были поставлены дополнительные заставы, которые строго охранялись. Депеши, которые привозили царю, держали над огнем для дезинфекции, а затем копировали на чистую бумагу, которая после этого вручалась царю. Дома и имущество жертв чумы сжигались. Вопреки православным традициям, государство приказало хоронить мертвецов, не меняя на них одежды. Несмотря на сильные карантинные меры, к декабрю 1656 года, когда было объявлено о прекращении эпидемии, от нее умерли бессчетные тысячи людей: по некоторым оценкам, погибло шестьдесят тысяч человек, а другие утверждают, что умерло значительно более половины двухсоттысячного населения Москвы975
. В одном лишь Сибирском приказе в 1654 году из семнадцати подьячих девять умерло от чумы976.Чума выкосила ряды гостей. Кроме Босова, его сына и Василия Гусельникова, от чумы полностью пресеклась мужская ветвь купеческой семьи Никитниковых977
. Еще два гостя умерли в 1654 году и четыре в 1655 году978. Причины смерти в некоторых случаях неясны, но за два года корпорация недосчиталась восьми гостей: в 1653 году их было двадцать девять, а в 1655 году остался всего двадцать один гость, таким образом, убыль составила 28% членов корпорации. Это было самое резкое сокращение численности гостей в период с 1636 по 1725 год979. Общую смертность в Москве подсчитать невозможно, но сохранились записи двадцати хозяйств элиты, четырех монастырей и пятнадцати ремесленных посадов, и они показывают непомерную смертность среди представителей элит: «На момент чумы насчитывался 6801 человек, а к концу вспышки в живых оставалось лишь 1160, таким образом, смертность составила 83%. В боярских хозяйствах смертность была немного выше среднего – 85%. Записи из двадцати четырех городов московской округи указывают на смертность в 54%»980. Несмотря на свое богатство и статус, элиты раннего Нового времени не имели особых возможностей изолироваться от опасностей для здоровья, угрожавших обществу в целом.Посреди московской трагедии, от которой Филатьевы, видимо, особо не пострадали, один Филатьев нашел себе ценную работу. Осенью 1654 года, когда смертность повышалась, а патриарх Никон закрылся на карантин «в горах и лесах, скрываясь от лютости моровой язвы, удаляясь от людей, проживая в палатке под дождем и снегом, не имея себе иного утешения, кроме огня», иконописец и торговец иконами по имени Иван Филатьев вместе со своими коллегами получил заказ на роспись построенной патриархом Никоном церкви Трех Святителей981
. Через три года, в январе 1657 года, у Филатьева купили двадцать икон Богоматери Владимирской «для благословения» патриарха Никона982. Этой же осенью в холодный ноябрьский день, когда патриарх Никон произносил службу в Успенском соборе в зеленом воскресном одеянии, торговый человек Михаил Филатьев продал еще десять икон «для благословения» Никона983. Вероятно, Иван и Михаил Филатьевы, мелкие торговцы Иконного торгового ряда на московском рынке, были в родстве друг с другом и, может быть, с Филатьевыми, которые к этому времени занимали видное положение среди московской купеческой элиты.