Сибирские перекрестки

Валдемар на четвереньках прополз по снаряжению, основательно перемешавшемуся в пути, открыл дверцу кузова и спрыгнул на землю. – Давай помогу! – протянул он девушке руку.

– Я же геолог, – засмеялась Вера, немного смущенная его вниманием.

– Да-а, и только?!

– В геологии многое потеряешь, – оперлась она рукой ему на плечо и легко спрыгнула на землю.

– Всем там делать нечего, – кивнул головой Иван Павлович в сторону управления. – Я пойду, а вы отдыхайте.

Он открыл кабинку, достал полевую сумку с документами, хлопнул дверцей и пошел к домику неуклюжей походкой спутанного коняги, странно переставляя ноги, которые отсидел за эти несколько часов езды.

– Ну, как там, в кузовке? – спросил Женька.

– Хорошо.

– Нормально, как всегда, – ответила Вера. – Лучше, чем в кабинке. Свежий воздух, все видно.

– Ну-ну, не скажи! Обзорчик-то не ахти какой. Тут вы проиграли немножечко. Крышечку-то не скинешь. Это ведь не брезентик…

Женька был неплохим пареньком, но слишком уж словоохотливым. Говорил он много и часто попусту. И все, кто с ним сталкивался, очень скоро воспринимали его не иначе как шумовое сопровождение, переставали замечать, а тем более вникать в сказанное им. Поэтому он не вызывал ни у кого сильного впечатления о себе. И Валдемар после этого полевого сезона как ни старался, так и не мог вспомнить его лицо. Оно, словно в тумане, белело большим невыразительным пятном. Была у него еще одна слабость. Сильно поддаваясь чужому влиянию, он перенимал у своего очередного кумира, прежде всего, манеру поведения и разговора. Но при этом, как бездарный ученик, он шел гораздо дальше своего учителя в мелочах. Вот и теперь, восхищаясь Сидориным и заметив его уменьшительно-ласкательное обращение к Вере, он тоже стал обильно оснащать свою речь такими же словечками.

– Смотрите, какая палатка! – перебил его Валдемар и показал в сторону домика, рядом с которым на широком деревянном помосте стояла большая армейская палатка, натянутая на каркас.

– Ребята, пойдемте туда, посмотрим, – предложила Вера.

Они подошли к палатке, заглянули в нее. Внутри палатки, пустой, в дальнем углу, вповалку, прямо на полу лежали четыре парня, а рядом с ними валялись небрежно брошенные рюкзаки и полевое снаряжение.

– Заходите, ребята, заходите! – крикнул один из незнакомцев. – Места хватит всем! Вишь, какой балаган сварганили для приезжих!

– Да, есть поваляться где на воле! – продекламировал другой из четверки.

Сидоринцы зашли в палатку и огляделись.

– Откуда, ребятки? – опросил незнакомцев Женька.

– Из лесу, вестимо! – ответил все тот же балагур.

Бородатые и усталые лица, выцветшая, просолившаяся от пота полевая форма, пузырившаяся на коленях, и белесые стоптанные кирзачи – все говорило, что позади у них остались многодневные пешие переходы.

– Это днем он ходок, а ночью по деревьям лазил – шустро, как бурундук. Точно ведь, Славик?

Очевидно, что-то вспомнив, парни громко загоготали.

– Садитесь, ребята! – предложил тот, которого назвали Славиком.

Валдемар, Женька и Вера сели на пол неподалеку от незнакомцев и с интересом стали разглядывать их. Те представились. Оказалось, что это были студенты-практиканты с геофака Томского университета.

– А вы откуда? – спросил Славик, мельком взглянув на Валдемара и чуть дольше задержав взгляд на Вере. – Чистенькие – аж противно!

– Вот прошли бы по Собольему, сразу же лоск сошел бы. Верно я говорю, Славик? Смолу чистили бы, как и ты, – ехидно прохрипел худощавый, нескладного вида парень, представившийся как Максим.

– А что там, в Собольем? – опросил Женька. – Мы пойдем сейчас туда в маршрут…

Последние слова Женьки бородачи встретили громовым хохотом. Смеялись все, даже Славик сотрясался плечами, смущенно уставившись в угол палатки.

Наконец, бородачи угомонились и, видимо, даже хорошо отдохнули, так как один из них, Жорик, переместился в сидячее положение.

– В чем дело, ребята? Что там смешного? – спросил их Валдемар.

Его слова приняли серьезно. Валдемар и ростом и шириной плеч, внушал уважение этой вольной, расторопной и, в общем-то, мелковатой сибирской братии.

– Славик в Собольем медведей приручал, – сказал Жорик и негромко хохотнул.

– Не приручал я никого! – воскликнул декламатор.

– Тише! Дай рассказать! – оборвал Жорик его. – И не днем, а ночью! А может, это была она, Славик! Слушайте, ребята! – обратился Жорик к москвичам. – Все началось на второй день! Вечером, как обычно, встали на ночевку. Развели костер, поели. В общем, сидим, чай дуем, портянки сушим. Разговоры – о том о сем. И вдруг слышим, неподалеку от нас – треск, шорох… Потом снова! Как будто ходит кто-то в темноте, так осторожно, мягко… И шумит по траве, кустам…

– Испугались? – спросил Женька.

– Это тебе оставляем! – ехидно ответил Жорик, насмешливым взглядом смерив Женьку, и продолжил дальше: – К ночи, как положено, привели все в полную боевую готовность! Но ничего обошлось… А утром, мать честная! Вот такие отпечатки на тропе! – показал он размер лапы, составив вместе ладони.

– Ну-у, ты загнул! – воскликнул Максим.

– Максим, не перебивай! Не лезь поперек батьки, а то расказывай сам!