Сибирские перекрестки

В стане стало непривычно тихо. Вера не спеша прибрала вещи, которые в сутолоке сборов не успели уложить на место, повесила над костром чайник, вскипятила воду, перемыла посуду и уложила ее во вьючник. Теперь она понадобится нескоро. Пройдет не меньше недели, когда они вернутся из маршрута: заросшие, усталые и, как всегда, голодные.

Она взяла чайник и пошла к ключику. Присев на корточки, подставила чайник под слабенькую тонкую струйку.

Вода полилась в узкую горловину чайника с громким бульканьем, которое показалось ей очень громким, настолько громким, что захотелось уменьшить его, и она непроизвольно потянулась рукой, ища кран, но, сообразив, что его нет и не может быть, растерялась и быстро убрала чайник из-под струйки. Вода полилась вниз, в неглубокую ямку, все с тем же громким бульканьем…

«А ведь вчера его не слышно было, – подумала она. – Какой он сейчас звонкий и голосистый, уверенно-кичливый!»…

И она, неожиданно для самой себе, оглянулась. Ей показалось, что бульканье ключика слышно далеко, очень далеко. Он как будто звал кого-то приговаривая: «Сюда, сюда!.. Здесь она, здесь! Одна, одна! Совсем одна! Все сюда! Теперь она никуда не уйдет!..»

И ей показалось, что сейчас сюда действительно придут. Кто и почему может прийти, она как-то не представляла. Но кто-то обязательно придет. Но кто?! И ее испугала эта неизвестность…

«Кто придет! – тревожно подумала она и насторожилась, но тут же постаралась успокоить себя: – Однако хватит, что это я – как маленькая!»

– Ого-о! – негромко крикнула она и прислушалась к своему голосу.

Он, к ее удивлению, оказался громким и чужим.

«А ведь обычно мы не говорим – все время кричим и часто не слышим друг друга!.. Да что же это со мной?! Раньше такого не было… Надо выбросить все из головы и чем-нибудь заняться. Побольше что-нибудь делать и двигаться»…

Она поднялась с корточек, взяла чайник и пошла к стану.

За час переделала все, чем можно было занять себя в стане, и опять осталась наедине со своими мыслями.

«Ничего, привыкну – и пройдет», – мелькнула мысль, и ей показалось, что ее кто-то подсказал – громко, голосом, и настолько внятно, что она непроизвольно быстро оглянулась, чтобы посмотреть, кто же это такой…

Но вокруг было пусто. Над горами, над станом и седловиной стоял равномерный шум полуденной тайги.

– А может, мне спеть? – сказала она вслух, и снова не своим, как ей показалось, а странным, чужим голосом.

Она перебрала в памяти песни, которые знала, негромко спела одну. Но ей не понравилось. Звуки вязли в монотонном шуме тайги, слова утратили теплоту, песня перестала быть песней, стала похожа на заклинания кликуши. А ведь она ей раньше нравилась, сейчас же нет – не тронула…

Прошло еще несколько часов. Вера приготовила обед, поела и, чтобы быстрее шло время, решила поспать. Она забралась в кузов, закрыла дверь кузова на крючок и, не раздеваясь, легла поверх спальника на раскладушку.

Однако ей не спалось. Что-то мешало. Вокруг не было никого, но что-то не давало уснуть.

Тогда, чтобы сбросить с себя это наваждение и успокоиться, она вылезла из кузова и побрела в лес – пройтись, поискать грибы, ягоду…

В лесу она проходила часа два, однако грибов не нашла. Из-за сухой погоды, уже давно мучившей эти края, они не шли в рост. Ягоды же, здесь на вершине, не было никакой, кроме малины. Но она еще не созрела.

Она вернулась в лагерь и занялась ужином. Приготовила его быстро. Постепенно подкрались сумерки.

Впереди была ее первая ночь в одиночестве в тайге.

Она подкинула в костер сушняка и присела рядом. Около костра было тепло, приятно, немного грустно и в то же время тревожно.

Ей давно хотелось побыть в одиночестве, вот так, как сейчас, чтобы подумать о себе. И даже не подумать, а просто послушать саму себя, одними чувствами, без слов, почувствовать, что же с ней такое. Последнее время она сама не знала, что с ней происходит. Но что-то в душе у нее менялось. Она не могла ни на чем сосредоточиться, все делала по привычке, автоматически, вроде бы ни о чем не думая, мысли ее блуждали где-то, без усилий плавно скользили, как в русле река, в одном и том же направлении. О чем бы она ни думала, в конце концов возвращалась к одному и тому же. Чтобы разобраться, что с ней такое происходит, об этом она и не помышляла, так как уже не раз убеждалась, что не может ни понять, ни объяснить часто появляющиеся у нее желания. Иногда ей хотелось одновременно и плакать и смеяться.