Сибирские сказания

Отправились те не мешкая, поклонились Чудотворному образу, прощения испросили за нерадение, да и понесли прямехонько в покои митрополичьи к самому преосвященному. Тот как образ Знамения увидал-узрел, то и припал к нему в раскаянии. Помолился в келье перед иконою и своими ногами, без помощи посторонней на службу в собор двинулся, литургию отслужил. А уж после службы благодарственной пришло ему тогда полное исцеление.

И с тех пор ни разу перерыва в крестных ходах не было, и каждодневно 8 июля. Чудотворную в город несли, а 20-го обратно в Абалак уносили-провожали до года следующего. И 27 ноября в день Знамения Пресвятой Богородицы память ее славили-праздновали. Да еще повелел преосвященный специальную книгу начать-завести, куда все чудеса исцеления бы записывали. И только с года 1636-го по 1675 год набралось их общим числом 130.

Немощи Андрея Перхурова

Росла-ширилась слава о Чудотворной иконе Абалакской. Со всех сторон к ней шли и ехали люди православные. Собрались однажды жители абалакские на общий сход думу думать, как им отблагодарить Небесную Заступницу за все благодеяния, дела добрые. И решили-вырешили – собрать денег по всей Сибири-матушке на золотой оклад с драгоценными каменьями для украшения образа Чудотворного. Как решили, так и сделали. Снарядили своего мужика именем Антоний, человека благоговейного, в делах рачительного, по городам и селам с Чудотворной ездить, Господа славить, просить прихожан делать вклады по силам, по средствам, по своему разумению.

Прикрепили Чудотворную на телегу обычную, пару коней работных впрягли, и отправился Антоний в дальний путь из своего села Абалакского. Ночь переночует, где народ кров-приют дает, и айда снова в дорогу поспешать-ехать. И Богородица с Антонием тем, как простая паломница, в зной и стужу странствует по земле сибирской, где люд православный долю мыкает, путешествует.

Бывало, въедет Антоний в село большое, приметное, правит к дому сельского батюшки, постучит в окно, вызовет да с такой речью обратится-приветствует:

– Принимайте гостей для добрых вестей. Ждали, не ждали, а про Чудотворную наверняка слыхали. Выпала вам честь великая образ Знамения Пресвятой Богородицы у себя видать, с честью принимать.

Внесут с батюшкой образ в храм, соберут народ на службу-молебен. А после Антоний с кружкой по рядам идет, не глядит, кто сколько дает, каждый пятак-полушка в дело пойдет во славу Божию. Зато в день суда Страшного вся милость твоя, за жизнь сотворенная-содеянная, соберется в чашу единую, на весах Судии взвесится. Доброхотного подателя и Бог любит. Малое добро большое худо перетянет-выправит.

И так изо дня в день неспешно странствуют-путешествуют. Случилось прибыть им в город большой да богатый – Верхотурье. Пошел Антоний с кружкой от двора ко двору, псалмы поет, просит жертвовать на украшение Чудотворного образа, в село Абалакское к себе зовет-приглашает. Нигде ему отказа нет, ни малого препятствия. Даже вдовы солдатские и те платочек заветный вытянут, размотают-развяжут, достанут денежку, на черный день припасенную, и, перекрестившись, в кружку кладут.

А замечал Антоний еще ранее, что народ бедный-простой охотнее жертвует-подает, нежели господа именитые, собой богатые. Мужик богатый – что бык рогатый, много спеси, да для нищих мало чести. Для него деньги – что каменья, душу вниз тянут-гнетут, спокойно спать не дают.

Подошел с Чудотворной сопроводитель ее, Антоний, к дому сына боярского Андрея Перхурова, что крепко жил, никому не служил, дворни-холопов в достатке держал, по городу на четверике разъезжал. Пустили их в дом на кухоньку, а дале, в горницу, хозяин идти не велит, странников убогих худым словом бранит. Вынес слуга несколько медных монеток, отдал-передал Антонию да обратно спровадил-выставил. А хозяин Андрей, сын боярский, на весь дом подателей хает-хулит, с великим непочтением про Чудотворный образ говорит.

Уехал Антоний с Чудотворным образом со двора того Перхурова и думать о нем забыл. Как в доме том перхуровском несчастье великое приключилось-вышло: занемог внезапно сын боярский Андрей, занедужил. Лишился совсем речи человеческой, лишь чего-то мычит-мыкает, в потолок гыкает. Прибежала жена, всполошились родичи. Слуги-дворня из комнаты в комнату, как угорелые, носятся-бегают, лбами сгоряча сшибаются, в разные стороны разлетаются. Одни отвар несут, другие – лед с погреба, а третьи зеркала занавешивают, как при покойнике.

Отправили за лекарем-знахарем. Тот с собой пять дюжин пиявок принес, на лоб, за уши Андрею, сыну боярскому, прилепил-привесил, чтоб кровь дурную-лишнюю из тела выгнали, клистир поставил, капелек мятных дал для успокоения. От лечения его лекарского Андрей совсем слег и лежит, недвижим, колода колодой, только стонет да по-своему мыкает.

День прошел в пустых хлопотах, в беготне-суете, а толку – ноль на палочке. Жена рядом сидит, уксусом лоб мочит, платочком кружевным отирает. Вдруг стал больной на другой день знаки подавать, глазами куда-то показывать, мычать жалобно.