Сибирские сказания

Кончили лекари-знахари княжича мять-щупать, глазищи под лоб закатили, по-своему чего-то забормотали-завякали и с умным видом к самому воеводе-князю отправились, в светелку вошли-ввалились, низко поклонились. А Иван Борисович сидит в кресле туча-тучей, локтями на стол дубовый опершись, в пол глядит, будто ничего кругом не видит, не слышит. Поднял брови мохнатые на лекарей-знахарей, грозно спрашивает:

– Ну, чего усмотрели-высмотрели? Отчего так быстро вернулись? Но прежде подумайте хорошенько-ладненько, коль сына моего лечить откажетесь, не видать вам пути-дороги обратной, в острог засажу, червям скормлю.

Задрожали-испужались немцы-лекари, на колени перед воеводой упали-бухнулись, залепетали-забормотали торопливо-быстренько:

– Мальчик твой есть водянка больной. Уф! Пуф! Ошень худо-плёхо. – Рыжий тощий Карл говорит-заикается. – Много вода в нем сидит, сердце душит. Надо та вода убрать-выкачать, потом дальше глядеть…

– Как же ты с него собираешься воду убирать-откачивать? – Воевода спрашивает с недоверием, с подозрением.

– Известно как, – Карл объясняет, старается, – черный бык резать, шкура снимать, в нее мальчика зашивать, два дня держать, пока вся вода не уйдет, не втянется…

Иван Борисович зубами заскрипел-заскрежетал, но ничего не сказал, глянул на второго: мол, слушаю.

– Мой коллега неправду говорит, – Франц черноволосый, с глазами кошачьими, повадками вкрадчивыми объяснять начал, – не лечат так у нас в Европа уже сто лет, то старый совет. Надо мальчонку догола раздеть, на лед положить, а потом в дом занесть, солью натереть, чтоб жар с него забрать, болезнь отогнать. А коль не поправится, то вины нашей в том нет. Наука не додумалась, как от смерти спасать, с того света людей выручать…

Он еще говорить не кончил, рта не закрыл, а воевода-князь кулаком как бухнет-стукнет, едва столешницу не проломил, да как закричит страшным голосом:

– Ах, такие-сякие, немазаные-сухие! Сейчас вас самих зачну по советам вашим лечить-пользовать! Эй, слуги-стражники, рыжего в сырую шкуру завернуть-зашить, а чернявенького голым на лед посадить. Будем ждать-смотреть, из кого быстрей вода выйдет, жар уйдет. A то ведь чего удумали, аспиды, сынка моего любимого извести решили.

Увели-утащили немцев-лекарей из покоев воеводских, под микитки вытолкнули. А сам воевода-князь на улочку вышел, идет-бредет, ног не чуя, ничегошеньки не видит, не замечает. Вдруг на чернеца старенького, с бородой до пояса наткнулся. Тот, видать, давно тут стоял, князя поджидал.

– Дозволь, воевода-князь, слово сказать-молвить старому человеку…

– Ежели с делом каким, то иди в приказную избу, не до тебя мне сейчас, один побыть хочу с мыслями-думами своими.

– И я то вижу, что думы твои тяжкие вокруг сынка твоего больного вьются…

– Говори, что хотел, не трави душу зазря, а то и так извелся весь.

– Я за свой совет денег не спрошу, чинов не потребую, а уж тебе самому решать, как дальше быть-поступить. Было мне видение, что сына твоего, Аникитушку, только Чудотворная икона Абалакская на ноги поднять-поставить может. Иди прямехонько на митрополичий двор ко владыке Корнилию и моли-проси преосвященного, чтоб отправил он за иконой той в село Абалак и оттудова ее с песнопением, с почестями великими да на двор к тебе и доставили. А уж там… Как дело обернется. Моли прилежно Небесную Заступницу сынку своему исцеление дать. На нее одну вся надежда твоя.

Кончил чернец говорить и пошел, не простившись, имени-прозвища своего не назвав, за угол повернул и исчез совсем, будто и не было. Пошел Иван Борисович к жене, рассказал про чернеца-монаха, велел собираться на митрополичий двор с ним вместе ехать.

Рассказали владыке Корнилию о горе своем, изложили просьбу великую. Тот и ответствует:

– Хоть и неурочный час, не ко времени образ святой в город нести, но во имя благого дала – здоровья княжича возьму на себя грех, отправлю за Чудотворною. Будь по-вашему. Вы же с княгинюшкой домой пойдите, пост держите, молитву творите, у Богородицы избавления сынку вашему от недуга просите.

Как сказал преосвященный, так и поступил. Отправил в село Абалакское за Чудотворною. На другой день с утра раннего караульные с дозорных башен высматривают, когда крестный ход на дороге появится, а как увидели, сигнал подали. Тут соборные колокола зазвонили-заблаговестили, народ созывая-собирая. Вышли тоболяки на улицы встречать образ святой. День тот пришелся в аккурат на праздник Владимирской иконы Божией Матери. Прошел крестный ход в церковь Богоявленскую, что под самой горой стояла, неподалеку от дома воеводского. Владыка Корнилий литургию отслужил, и понесли Чудотворную в дом к болящему княжичу. Там служили всенощную по полному канону, молили о выздоровлении Аникитушки, а утром проводили икону Знамения в Софийский собор на тору, где она еще две недели была.

И пришло на княжича исцеление! Встал Аникитушка, в собор отправился, к Чудотворной приложился, святых даров причастился, повеселел, щечки зарумянились. Мать с отцом глядят и не нарадуются. Бога славят, что вернул в дом к ним солнышко.