Дети-внуки его чести рода своего не уронили, в разных чинах Отчизне служили. Таков уж у них род вышел – важный, в делах отважный. И образ Чудотворной иконы Абалакской всегда у них в доме находился, многие годы хранился.
Покуда с Богом в душе живешь, то нигде не пропадешь…
Вот и весь наш сказ-рассказ про икону Чудотворную Абалакскую, что людям исцеление по вере давала, как праведно жить, указывала. Только нет сейчас в монастыре на Абалакской горе Заступницы нашей, скрылась она до поры до времени от глаз людских, пока обитель ее извечная в порядок приведена не будет. Так издревле на русской земле повелось, коль место святое кто осквернил, то весь народ Божией благости лишил.
Книга вторая
Блинчики деда Башкура
Стоит город стольный Тобольск на горе, звонят тридцать три храма по утренней заре. Всех чертей-упырей окрест разгоняют, в леса да болота от добрых людей запирают.
А вокруг города Тобольска триста деревень. Работают крепко, кому не лень. Пока мужик на работе, баба в хлеву, нечисть за печкой сидит в дому. Мужик в избу придет, с мороза чихнет, а черт тут как тут – выходи на круг, айда плясать, песни орать.
И так доплясались, что черти народ из домов выгнали. Подались все до города, борониться от злого ворога. Свет бел, да люди черны. Испугался беса – не ходи до леса. Бес он и гору свезет, а людьми, что вениками, трясет. На него, что на волка, нет суда, все ему без толка.
Стало в городе Тобольске на триста домов больше, стало вокруг города на триста деревень меньше. В каждой деревне свой черт сидит, воду мутит. Землю репейником, лебедой засеял – такие у нечистого нынче затеи.
Из всех деревенек одна осталась о три дома, четвертая дорога. Жил в ней дед Башкур, не пущал нечистого дале околицы, оборону держал. Держал, пока не помер. Хоть не был дед тот богатырем, а слава добрая осталась о нем. Может, кто его и бранил, только Бог крепче хранил. Слово доброе в землю не зароешь, ножом не порежешь, в огне не спалишь.
А деревенька та до сих пор стоит, людей веселит, обо всем помнит.
При-вступление
Летел, значит, змий над деревней нашей… ну, летел себе и летел. Никого не трогал. A в зубах тащил двух баб и трех мужиков. Он их, видать, на болоте брусничном прихватил. Хорошее у нас за деревней в десяти верстах болото! Змий там и пасся.
Тащит он таким манером двух баб да троих мужиков, и видно, что тяжко ему бедному, все ниже да ниже спущается с неба. А тут еще одна баба такая поперешная ему попалась, туес свой с брусникою из рук не выпустит никак, а все норовит змия им по морде пздануть. Тот, бедняга, моргает, морщится, щурится, но зубов не разжимает.
Одного мужика Ильюхой звали. Он и взмолись: «Илья-пророк, крестный мой небесный, выручи нас за-ради Христа! Не дай пропасть задаром от гадины болотной!»
Илья-пророк, видать, услыхал его, пожалел. А может, просто хотел со змием счеты свесть, но только как начал пулять стрелами своими по твари болотной, такое светопреставление началось!
Мы тут все из изб повыскакивали, глядим на войну небесную, дивимся. А Илья-пророк в тот день чего-то не в себе был: то ли с похмела большого, то ли поцапался с кем, но стрелы его все мимо да мимо змеюки и на мой картовник сыплются, весь его и побило.