Сибирский беглец

Ну, спасибо этому дому, пойдем к другому… Я перевалилась на улицу, стараясь повыше задирать ноги, утвердилась на отмостке, закрыла за собой фрамугу. Побежала вдоль стены, свернула за угол, успешно перепрыгнула через можжевельник. Дальше было дело техники: я заскользила по ничейной земле, преодолела кустарник, перешла на гусиный шаг.

А потом пришлось сделать вынужденную остановку. У дома стояла машина с выключенным двигателем и погашенными фарами – по очертаниям, «Кадиллак Эльдорадо» середины 1970-х годов с низко посаженной кабиной и небольшим дорожным просветом.

Я чуть не взорвалась – издеваетесь?! В машине сидел водитель – мерцал огонек сигареты. Пройди я мимо, не осталась бы без внимания. А сзади был тупик. Снова в дом к Девенпорту?

Я сидела на корточках, прикрытая низким кустарником, затем пересела на бордюр, вывернув спину – что тоже было неудобно. Так мы и тянули время: он в машине со всеми удобствами, я – на бордюре. Или на поребрике, если угодно.

Прошло минут пять. Трое вышли на крыльцо. Похоже, все штатно, скрипнуло колесико бензиновой зажигалки. Я сползла еще ниже, практически легла. Чинно протекала беседа, различались лишь отдельные слова. Скрипнула дверца «Эльдорадо», водитель выбрался наружу и по центральной дорожке отправился поболтать с коллегами. Поднялся на крыльцо.

Проигнорировать такой факт я не могла! Поползла на четвереньках, преодолела опасные четыре метра, свернула за угол. Дальше пошла, как все нормальные люди – правда, очень быстро. Улица была пустынной, свет не горел. Я миновала несколько участков, перебралась на середину проезжей части, где тянулась аллея, стояли лавочки, росли деревья. Шла дальше, оглядываясь. Что-то неуловимо было не так. Дура, бахилы сними! Задыхаясь от гонки и смеха, я села на скамейку, стянула полиэтиленовые мешочки, выбросила за дерево. Откинула голову, стала жадно вдыхать ночную свежесть…

На окраине городка я подловила ночного таксиста. Он привез подвыпившую пару, терпеливо ждал, когда пассажиры выгрузятся.

– О, Иисусе, мэм, вы как джинн из бутылки… – выдохнул водитель, когда я, не говоря ни слова, плюхнулась на заднее сиденье. – Испугали прямо…

– Не бойтесь, сэр, я не кусаюсь, – откликнулась я. – Муж пришел поздно и здорово пьяный… Господи, как мне это надоело, ведь предупреждала же мама… Представляете, он на меня драться кинулся, а я его в шею укусила и из дома сбежала…

– А говорите, что не кусаетесь, – водитель поежился. – Может быть, стоит позвонить в полицию, мэм?

– Может, и так, – допустила я. – Но не сейчас – утром. И не в полицию, а моему брату – он работает адвокатом в Ричмонде, он быстро поставит этого ублюдка на место. Я сделаю так, что он даже сарая не получит при разводе! До развилки на Бонвилль, пожалуйста. Там живет моя мама. Не волнуйтесь, деньги я взяла. И хочу предупредить, сэр – лучше здесь не стоять. Муж гонялся за мной по саду с бейсбольной битой. Если он прибежит сюда, вашей машине может не поздоровиться…

Участливый таксист высадил меня у развилки на окраине совершенно мне не интересного населенного пункта. Я перешла дорогу, пробежала по мостику и через десять минут вошла в милый сердцу Плезанс-Крик. Отсутствие длилось больше двух часов. Но я еще могла выспаться. Двигалась короткими перебежками, памятуя о сидящих в засаде агентах АНБ, прокралась к задней калитке. На участок входила как вор, поднялась на заднее крыльцо, осторожно открыла дверь ключом. О, дом, милый дом…

Порой я ловила себя на мысли, что становлюсь настоящей американкой. Я бродила по комнатам, выявляя спящих в засаде коллег Кэмпбелла. Ни одного не нашла. На коврике под дверью сладко посапывал Чакки. Тоже мне, защитник и охранник. Ладно, каюсь, я подсыпала ему в корм немного собачьего снотворного…

Я чувствовала себя картофельным мешком, зажеванным в конвейере. Ноги дрожали, лютеранский пастор в голове читал назидательную проповедь. Раздеться удалось лишь частично, я рухнула в кровать и мгновенно уснула…

Наутро я распахнула глаза и задумалась. Что бы такого сделать плохого? Начать новый день с бокала старого доброго бурбона?

Часы показывали половину одиннадцатого. Чакки царапался в дверь, намекая, что пора перекусить. Я спустилась вниз – Чакки при этом усердно путался под ногами; насыпала ему корм, потрепала за ухом и оставила наедине с миской. Снова пошла наверх, приняла душ. Мылась с таким остервенением, будто всю ночь ползала по разрытым могилам. Завернутая в полотенце, вышла из душа, в этот момент у входной двери и прозвенел звонок.

– Ну, все, – пробормотала я, – отговорила роща золотая. Это милашка Кэмпбелл с наручниками. Теперь у него есть все основания запереть тебя лет на семьдесят.

Я так и отправилась открывать – с мокрой головой и в полотенце. Хоть смутить их напоследок. На крыльце стоял мой «шапочный» знакомый Никки – в галстуке, в нарядном костюме, и лучезарно улыбался. Под ногами коммивояжера лежал мешок – вроде тех, в которых Дед Мороз разносит подарки советским детям.