Сибирский эндшпиль

- Работает, и похоже, нормально. Пришлось добавить несколько стандартных значений.

- Великолепно, - Брусиков потер руки и придвинулся к экрану. Значит, я немного поиграю с ней вечером. Завтра вы тоже приходите? У вас ведь не выходной?

- Нет.

В этот момент браслет на руке Полы два раза прогудел. Это был сигнал компьютера, управляющего системой безопасности и наблюдения; ее рабочее время истекло и теперь она может покинуть рабочее место.

- Вот и ваш сигнал, - поднял голову Брусиков. - Ну хорошо, мы договорим завтра. До свиданья.

- До свиданья.

Пола вышла в коридор и повернула к лифту. Из другой двери появилось еще двое, направлявшихся в том же направлении. Один был одет в знакомую зеленую форму привилегированного арестанта из Замка.

Соседа из Замка звали Йосип. Он был статистиком из Югославии и тоже работал над экологическими моделями.

- Я вижу, они вовсю отправляют сюда тонны земли. Вы когда-нибудь о таком слышали? Все, чтобы только не разочаровать своих знаменитых лидеров. Опять потемкинские деревни.

Гражданского звали Геннадий. Он был русским, моложе Йосипа, с красивым тонко очерченным лицом, светловолосый, а голубые глаза светились любовью к партии и правительству. Если бы дело было чуть раньше, а идеологическая система несколько другой - впрочем, особой разницы между ними не было, все фанатичные идеологии взаимозаменяемы - то юноша стал бы идеальным арийцем с нордическим характером. Он ненавидел все западное, и американское в частности. Пола старалась избегать его.

- Что, вы не скажете мне, насколько мы некомпетентны? - спросил ее Геннадий, когда они ждали лифта. Пола вздохнула и продолжала упрямо смотреть в закрытые створки.

- Ладно, Геннадий, отвяжись, - заметил Йосип. - Мы все сегодня устали. Ваше большое русское начальство испортило все дело. От этого факта не уйти, так что почему бы тебе не заткнуться?

Геннадий не обратил внимания:

- Видишь ли, нам ведь не почва важна, важны бактерии и прочее, что в ней находится. В конце концов мы только простые смертные. Нам не помогают сверхъестественные существа.

В его голосе блеснул сарказм. Издеваться над религией - это было одно из его любимых занятий.

- Какое это имеет отношение? - не понял Йосип.

- Разве ты не знаешь? Почему, ты думаешь, Господь приказал Ною построить ковчег? Ведь не потому, чтобы спасти всех этих тварей по паре, нет, Йосип? Честное слово! Эти животные были просто переносчиками любимых созданий господа: блох, глистов, лобковых вшей, вируса полиомиелита и бактерии дизентерии. А также малярии, холеры, желтой лихорадки, и бубонной чумы, которыми бесконечно мудрый, все прощающий и все понимающий Отче подарил детей Его. И кара Господня неотвратимее всего над бедными, голодными и беззащитными. А как бы мы назвали человека, который так вот наградил своих детей?

Они вошли в лифт и Геннадий продолжил:

- Я не пойму, в чем дело, Йосип! Если страждущие мира сего нуждаются в помощи, они бегут к ближнему своему: к инженеру, ученому, врачу, строителю, колхознику. А когда после тысячи лет ужасных бедствий болезнь наконец-то вырвана с корнем, что они делают? Они благодарят Бога! Каково? Какое отношение к этому мог иметь Бог? И зачем он вообще наслал эту болячку? - тут Геннадий обратился к Поле. - Я не понимаю, вы же ученый. Как можно уважать правительство, которое не делает ничего, чтобы положить конец этим абсурдным россказням? Разве хорошо заставлять детей молиться этому абсурдному богу каждое утро в школе?

- Это давным-давно прошло, - не выдержала Пола, когда двери лифта открылись. - И Бог действительно милостив, иначе бы не допустил того, чему каждое утро молятся в ваших школах.

Впрочем, ответ ее не удовлетворил.

Они вышли в фойе на первом этаже здания, где собирались из разных частей комплекса заключенные, чтобы ехать обратно в Замок. К ее облегчению, Геннадий не стал приставать дальше, а ушел через главный вход. Пола отошла в сторону, и пока у главного входа не остановился автобус, ни с кем не разговаривала. Минуту спустя автобус выбрался из лабиринта центральной части Тургенева и выехал на дорогу, бегущую над линией монорельса в направлении Новой Казани.

Больше всего Полу раздражало то, что все, о чем говорил Геннадий, почти точно совпадало с ее отношением к религии. Сколько раз она указывала на ту же ересь фанатикам-фундаменталистам дома в Штатах. Вот почему она чувствовала себя безоружной перед аргументами Геннадия: она никогда не слушала себя со стороны и не могла найти, что ответить.

И еще ее раздражало другое - он считал ее такой же, какой она привыкла видеть людей вроде него. Она подумала об Ольге, о том, как их общее восприятие науки объединило их в своего рода глобальное сообщество, стоящее выше искусственного разделения на нации и народы, бездумного разделения, основанного не на реальности и правде, а на предубеждениях, мифах, жадности и безрассудстве. С обоих сторон планеты разум был подчинен равно иррациональным, но тем не менее так уверенным в себе системам. В их руки нельзя доверить будущее. Сейчас, думала она, ей понятно, как чувствовал себя Морис.