Сибирский фронтир

–Его одним из первых взяли, – сообщил приказчик. – Говорят за корчемное винокурение. А какое оно к бесам корчемное, если от самого генерала Вульфа на то дозволение было получено? Слухи ходили, что из–за Бичевина весь сыр–бор и поднялся. И Крылов приехал и казаков пригнали. Нет, ты уж мне поверь, вино дело десятое, за этим другое что–то скрывается.

Я кивнул. Мне–то понятно, что именно скрывается. Не в первый раз государевы люди сокрушают конкурентов под видом наведения законности. И не в последний. Однако здесь явно хватили через край. Город–то чем виноват?

–Не вовремя всё это, ох как не вовремя, – вздохнул я.

Терёха вздохнул в унисон. Но вздохами ничего не поправишь, что–то надо делать. Купец с его кораблём и связями нужен мне позарез.

–А если ревизору на лапу дать? – спросил я.

–Это за какой же надобностью? – удивился приказчик.

– Чтобы Бичевина освободил, – пояснил я. – Возьмёт, как думаешь?

–Взять–то возьмёт, – протянул Терёха. – А вот купца из рук Пётр Никифорович вряд ли выпустит.

–Это смотря сколько дать.

–Может быть. Да только я, например, со мздой к нему не сунусь, уж уволь. И дело не в том, что по шее даст. А только почует упырь наживу. Откуда, подумает, у мелкого купчишки, такие средства? А нет ли за душой у него куска пожирней? Вцепится клещом и не отпадёт, пока всю кровушку не высосет.

–А если я сам попробую?

–Ты что дурной? – удивился Михаилов. – Вот так заявишься к коллежскому асессору в своей камлейке? Тебя здесь и не знает никто, пропадёшь, не вспомнят. А этим варнакам только деньги увидеть – зарежут и всех делов.

–Значит, нужно такого человека найти, которого не зарежут. Через него и всучить.

–Кого ты найдёшь, если он генералов плясать заставляет точно медведей учёных.

Да уж, с наскока вопрос не решить. Вот же чёртов ревизор! Перехватил купца! Но отступать некуда – Бичевин мне нужен позарез. Да и разум возмущённый уже кипел вовсю – неужто просто так спускать произвол негодяю? Вот бы разогнать ревизорскую шайку. Устроить бунт. Бессмысленный и беспощадный. Заманчиво, но после такого воровства мне придётся уйти в подполье. А я нужен себе с развязанными руками.

Эх, сюда бы пару дюжин моих коряков, прошедших суровую школу партизанской войны. Они горят ненавистью к казакам, и подобную задачу восприняли бы как награду. А казаки, небось, расслабились. Покорили город, разграбили дома, сломили гордость обывателей, а потому пьянствуют и не ожидают отпора. Коряков можно было бы разодеть под "мунгалов", а после дела отправить за океан. И концы в солёную воду. Никто ничего не пронюхает.

Да что там две дюжины. Будь тут один только Чиж, я чувствовал бы себя стократ увереннее. Но верные коряки и готовые на любую авантюру чукчи сейчас далеко. Быстро в Иркутск их не перебросить. Я мысленно прикинул долгий путь через семь хребтов, а потом вверх по Лене и опять через горы. Нет. А жаль. Идея бунта уже завладела мной.

–У Бичевина подручник был, здоровый такой, как слон, – припомнил я. – Не знаешь, где его можно найти?

Михайлов задумался.

–Если тот о ком я думаю, возле гостиного двора поищи. В прежние времена он там обычно вертелся. Хотя сейчас, если с хозяином не прибрали, скорее всего, спрятался где–нибудь.

Ближе к вечеру я отправился в центр. Шёл, прижимаясь к заборам, ныряя из тени в тень. Такой стиль променада стал теперь привычным и для местных жителей. Редкие встреченные мной обыватели передвигались по улицам как новобранцы по переднему краю, пригибались, стараясь уменьшить рост, шарахались при каждом звуке и от каждого незнакомца.

Но возле гостиного двора кое–какая жизнь теплилась. Сенной обоз оказался единственным, прибывшим на торговую площадь в эти смутные времена и мужики, похоже, растерялись не застав привычного торга. И вот удача – как раз среди них я и заметил знакомую грузную фигуру. Слон пытался что–то втолковать мужикам. Вряд ли в такой обстановки его интересовала коммерция. Скорее всего, он настраивал селян против власти, возможно даже, склонял к мятежу. Догадка мне очень понравилась. Шагнув из тени, я негромко свистнул.

Мужики испуганно оглянулись. Слон обшарил сектор глазищами точно радаром, нашёл меня, и, сразу узнав, кивнул в сторону развалин какого–то склада. Я, конечно, пошёл, но, памятуя о нашей последней встрече, переложил "чезет". Я намеревался отстрелить бичевинскому головорезу что–нибудь важное, если он, не выслушав, снова полезет в драку.

Стрелять не пришлось. Оккупация сделала эту гору мышц восприимчивой к слову. Поначалу он хмурился, но, едва поняв, что я хочу поговорить о хозяине, решительно кивнул. Прикрываясь от посторонних глаз обрушенной стеной, мы уселись на груду битого камня и коротко обменялись оценками иркутских событий, а Слон, которого, как выяснилось, звали Николаем, сказал ару слов о Бичевине.