Сибирский рассказ. Выпуск I

У могилы Коля с дедушкой остановились перед самым гробом. Дедушка смотрел и смотрел на гроб, на бабушку в нем, на лицо ее с добрыми морщинками и ничего другого не видел, ничего не слышал. А Коля видел, как подрагивает у дедушки бородка над шарфом, замечал, как хватает ртом воздух баба Маша, слышал, как выступают над гробом люди и что говорят. Много было сказано такого, о чем Коля и не подумал бы никогда. Бабушка была для него бабушкой, доброй и ласковой, что-нибудь вкусненькое припасала для него, вязала теплые носки и варежки. А тут называют ее беспартийным коммунистом и даже героем. Один старичок, постарее даже дедушки, так и сказал:

— Прощай, безымянный герой наш, Ефимья Ивановна! Вечная память тебе!

Коля затеребил дедушку:

— Что он говорит, деда? А, деда? Ну кто же наша бабушка?

— Ну кто? — неохотно отозвался дедушка. — Человек она.

— А почему тогда безымянный герой?

— Герой? — дедушка удивленно посмотрел на Колю, стиснул его руку, повернулся с ним к людям: — Я скажу, почему!

— Люди! — вдруг тоненько вскрикнул он.

Сотни пар глаз смотрели на них. Коля никогда не видел сразу столько добрых, сочувствующих, ждущих глаз. Ему стало горячо в голове, чуть из памяти не вышел. Потом он стал смотреть на дедушку, стал напряженно ждать, что он скажет.

— Лю-юди! — повторил дедушка еще громче и тихо проговорил: — Ушла от нас Ефимья…

Кто-то всхлипнул в тишине.

— Не сме-еть! — дедушка даже ногой топнул. — Не сметь плакать… Я скажу, кто она такая есть… — он сглотил комок, подступивший к горлу, закашлялся.

Вдруг послышался робкий голос:

— Не надо, Лукьяныч, а?..

Еще несколько голосов:

— Не надо бы…

— Мы знаем, Лукьяныч.

— Чего там…

Дедушка зажмурил глаза, по морщинкам у носа покатились слезы на бороду. И Коля заплакал. Смотрел на дедушку и плакал тоже без голоса, одними слезами — они сами текли и текли. Ему стало очень жалко бабушку, и дедушку жалко стало, и обидно было, что все знают, кто она такая, бабушка его, а он, родной внук, не знает еще.

ДОВЕРИЕ

Л. М.

Порожний КрАЗ громыхал по дороге, как консервная банка. От напряжения у Нади немели спина и ноги. Взгляд цеплялся за гладь асфальта с надеждой, что тело расслабится, но машина и на ровном месте жестко встряхивалась. Надя снова судорожно прижимала ногами резиновый коврик, с которого не переставала клубиться пыль, спиной упиралась в скрипучие пружины сиденья и недружелюбно взглядывала на шофера Ваню Зуева, будто он нарочно устроил ей такую тряску. Ваня невозмутимо покачивался за рулем, лениво посматривая по сторонам, и руки его, казалось, отдыхали на баранке, которая вроде бы сама по себе беспрерывно покручивалась. Хоть бы уж помолчал до завода — надоела его болтовня: весь день развлекал на станции публику и в дороге не унимался, хотя Надя демонстративно не слушала его. Парень как парень, когда молчит, ничем не хуже других шоферов, но в том то и дело, что молчать он не умеет. Откуда только что берется? Верить его рассказам, так он дружит с министрами, ездит по заграницам и не полетел на Венеру лишь потому, что дали короткий отпуск — не обернуться в два конца. И не подумает, что у человека может быть свое настроение далеко не шутливое и не такое беззаботное.

Товарный двор станции отдалялся вместе с заботами дня. Еще час назад для Нади не было важнее дела, чем сдать на станцию груз, и тревожилась она только о том, чтобы не пришлось везти изделия обратно на завод. Теперь возбуждение, порожденное большой очередью, поломкой крана и беззаботностью Вани Зуева, улеглось и отставало где-то по дороге, как пыль за машиной, и прожитый в ожидании день представлялся нескладно куцым. Раньше половины восьмого на завод уже никак не успеть. Сергей наверняка не будет ждать ее столько времени. Утром в сутолоке поговорить толком не удалось. Сказал, что везет продукты в пионерский лагерь и что новоселье назначено на завтра… «Готовься, — сказал из кабины, отъезжая от гаража. — Это дело мы реализуем! Вся родня соберется…» Огорошил — и нет его. С утра в Наде жила надежда застать Сергея в гараже после работы и узнать подробности о завтрашнем новоселье, а за ней накапливались заботы, мелкие сами по себе, но очень важные в свое время — выбрать соответствующее платье, сделать утром прическу и маникюр… Когда они подступили к Наде вплотную, то обнаружилось, что ее нарядные платья могут не прийтись по вкусу родителям Сергея — слишком открытые и короткие. Надя остановила выбор на белом шерстяном платье, но и над ним придется посидеть вечером. Пожалуй, хорошо бы купить к нему керамическую брошку, как у Ларисы из отдела сбыта…

Проехали центр города. Ваня Зуев гнал машину, не заботясь об удобстве пассажирки. При сильной встряске, скользнув по ней взглядом, спрашивал:

— Не наскучило еще?

— Что?

— Подпрыгивать.

И смеялся, как над девчонкой. Надя сердилась, но через некоторое время, забывшись, снова попадала врасплох, и Ваня Зуев смеялся еще заразительнее. Не находит, о чем говорить, вот и забавляется…