В советскую эпоху многих людей либо понуждали к мобильности, как это делали с заключенными ГУЛАГа или с рабочими-мигрантами, либо вынуждали оставаться на одном месте посредством системы прописки. В постсоветскую эпоху, несмотря на возросшую потенциальную возможность отъезда из самых непривлекательных регионов Сибири, Севера и Дальнего Востока, люди, даже имея право свободного выбора, часто предпочитали не уезжать. Причины этого гораздо сложнее, чем просто преграды, создаваемые их мобильности ограничениями по проживанию.
Многие из тех, кто переехал на Север, в Сибирь и на Дальний Восток в 1970–1980-х годах, там и осели. Те же, кто приехал в конце в 1980-х и еще прочно там не обосновался, сохранив связи с другими регионами, выехали оттуда в 1990-х годах в числе первой волны отъезжающих, что и нашло свое отражение в статистике. Пожилым людям зачастую некуда было возвращаться, даже если бы они имели возможность переехать на новое место. Евгений Рупасов, распорядитель программы «Реструктуризация Севера», отмечал: «В конце 1980-х годов на Севере проживало какое-то количество состоятельных людей. Сегодня они стали самыми несчастными жертвами. Пятнадцать лет тому назад они могли бы вернуться в более приличный город, чем тот, откуда они приехали на Север, купить там квартиру, дачу, машину и мебель. Сейчас все их сбережения сгорели, и они остались без денег». Один из бывших узников ГУЛАГа в Сусумане уныло замечает: «Мы все здесь арестанты»9
. Яркой иллюстрацией этого феномена и трудностей миграции стали впечатления немецкого журналиста Майкла Туманна (Michael Thumann) от поездки по Сибири (см. блок 8-1).