Тот снова сидел на щупальце в ногах у няньки под плащом и что-то усердно расковыривал. Услыхав о своей былой темнице, он мигом запахнул плащ и запричитал очередное фыр-фыр-фыр.
– Видишь, как ему страшно? – трагически провыла Челия, тыкая в дружка пальчиком. – А тому, думаешь, не страшно было? А ещё и больно.
– Почему больно? – пыталась сосредоточиться на её упреках нянька.
– Конечно, когда кожу сдирают. Тебе, небось, тоже бы стало больно.
– Какую кожу?! – опешила Таюли, чуть не сверзившись с демона.
– Так обычную. Кожаную. Знаешь, как он мучился?
– Так! – шикнула нянька и спрыгнула со щупальца, увлекая за собой шмякнувшегося на землю Улюлюшку: – Немедленно объясни всё толком!
– О! Какая же ты непонятливая! – закатила глазки и затрясла перед собой руками демонюшка. – Я же объясняю толком: он велел сдирать с него кожу. С живого. И не сразу, а долго.
– С кого с него?
– Так с того парня, что висел под домом. Ну, там у них в подземле. Вот там он и висел. Это он велел, чтобы его наказали.
– Кто он?
– Так этот твой поэт.
– Шамек? – застряло в горле Таюли обмершее сердце. – Не может быть.
– Как не может, когда Даймар сказал?! – возмутилась Челия и топнула ножкой: – Я тебе, что ли совсем уже дурочка? Я же помню, что спросить надо, как лучше. Ну, чтобы опять неправильного не натворить.
– А что ты делала в том подземелье? – мигом пришла в себя Таюли при упоминании племянничка Шамека. – Там сыро, так что ЗУ там вряд ли понравилось. Как ты туда попала?
– С Даймаром, понятно. Чего мне туда самой лезть? Он сказал: пойдём, чего-то покажу. А мне же интересно, что там ему так интересно? Сыро – это, конечно, мерзость. Но мы с ЗУ потерпели. Там недалеко было идти. Ну, вот, пришли, а там это. Парня без кожи пришлось сразу пожалеть. Он сильно мучился, а умереть пока не мог. У него ещё немного кожи ободрали…
– Не надо, – попросила Таюли, борясь с тошнотой.
– Потом я нашла двоих, что его обдирали. Смешные такие! Думали, что я за дверью их не найду. Потом Даймар и говорит: это его дядька повелел ободрать. Он только придуривается, будто хороший. И тебя обманывает. А на самом деле вон, какое дерьмо сволочное. Сейчас этого повелел ободрать, а потом и мою няньку прикажет. Я же не могла ему позволить! – упрекнула непонятливую няньку Лиата. – Я быстренько глянула, нашла тебя, а ты уже с ним идёшь. И он тебя лапает умордище дерьмовое! Что же мне, терпеть было? Ну, чего я опять неправильно сделала? Знаю же, что неправильно. И ЗУ знает.
– Погоди, – взмолилась Таюли, бессильно опустившись на недвижное щупальце рядом с набычившимся Улюлюшкой. – Я сейчас. Я… Челия. Солнышко моё. Давай вместе подумаем. Вот Даймар тебе показал… Ладно, он тебе сказал, что Шамек велел замучить того парня, так?
– Ага, – насторожилась демонюшка, отодвигаясь от собственного щупальца, будто тому могло взбрести в голову предать хозяйку.
– Но, ты сама не видела, как Шамек приказал его мучить?
– Откуда? – удивилась девчонка. – Я же сначала в деревню летала. Охотиться. Потом в другую, потом Шамека напугала, – добросовестно перечисляла Лиата. – Потом от тебя пряталась, чтобы ты не сердилась. Когда мне было?
– Но, Даймару ты поверила? – вкрадчиво поинтересовалась нянька. – А почему ты его словам поверила, а в невиновность Шамека не поверила?
– Ну, мы же с Даймаром вместе пришли, – не поняла, чего от неё хотят, бестолковушка.
– А ты хорошо слышала, что думал Даймар, когда рассказывал о дяде?
– Конечно хорошо: он плохо о нём не думал. Думал, что дядька у него дурак. Что-то там ещё про поместье. Про то, что оно развалится скоро. Он на Шамека не злился, чтобы хотеть убить. А почему ты думаешь, что верить нужно было Шамеку? Он мне не нравится. Я из-за него плохо поохотилась. И тебя опечалила. Я не люблю тебя печалить.
– Понимаешь, – Таюли решила довести дело до конца. – Я думаю, Даймар тебя обманул. Когда он пришёл, чтобы рассказать о… твоей неправильной охоте у Шамека, я ему сказала, что тот от страха ненадолго умер. А ты его оживила. И Даймар не обрадовался, что его дядя остался жить. Ты не знаешь, кто приказал мучить того парня. Даймар ведь об этом не думал?
Челия уверенно замотала головой.
– Он мог свалить на Шамека чужую вину, зная, что демон накажет его за злодейство. То, что Даймар думал о поместье, это подтверждает. Возможно, он хотел, чтобы дядя умер, а поместье досталось ему.
– Если хотел, так чего ж сам не убил? Он сильный.
– Боялся, что мы его накажем, – вздохнула нянька.
– Тогда мы его теперь накажем, – предложила Лиата. – Чтобы не врал. И чтобы мы не охотились, как попало. Я не хочу, чтобы обо мне плохо думали. Вот сейчас вернёмся туда…
– Нет! – отрезала Таюли. – Хватит. Мы с тобой и так достаточно наворотили. Пусть живут, как хотят. Не нам с тобой судить, кто там плох, кто хорош, и как лучше всем остальным.
– Не пойду больше в гости, – проворчала Челия, ковыряя носком сапожка дорожную пыль. – Сплошная дрянь эти гости. Гниды они там все паршивые. А я вышла кругом плохая.