Удивительное дело, но операция «Синдикат-2», закончившаяся арестом Савинкова, практически никак не сказалась на репутации операции «Треста» — якобы еще более мощной подпольной организации в Советском Союзе. При том, что логично было бы предположить, что если одна из них вдруг оказывается «филиалом советской контрразведки», то и другие же подобные структуры должны попасть под подозрение. Трудно поверить, чтобы Кутепов, Захарченко и Радкевич, да и многие другие представители «боевой эмиграции» не сопоставили бы эти странные обстоятельства. Но они этого почему-то не сделали. Найти разумное объяснение этому сложно, почти невозможно.
Крах Савинкова совпал с невиданным расцветом «Треста». Именно в 1924–1925 годах его авторитет среди руководителей эмиграции (несмотря на наличие отдельных скептиков) достиг небывалых высот.
«Трест» (как и ЛД) тоже делал попытки «пригласить» в Россию некоторых эмигрантских лидеров. Такое «приглашение» поступило, например, председателю Высшего монархического совета Николаю Маркову 2-му — его звали принять участие в работе съезда «советских» монархистов-подпольщиков. По каким-то причинам он все-таки не поехал, но вряд ли они были связаны с недоверием к «Тресту».
В это время на первые роли в военной эмиграции все более явственно выдвигался генерал Кутепов, а менее доверявший «Тресту» барон Врангель постепенно отходил от активной деятельности. В марте 1924 года генерал от инфантерии Александр Кутепов перешел под непосредственное подчинение великого князя Николая Николаевича и — уже вполне официально — возглавил всю «внутрирусскую (боевую) работу».
Свои действия Кутепов был готов согласовывать с «Трестом», руководство которого (то есть чекисты) делало все возможное, чтобы сдержать и ограничить всю эту работу. Сначала аргументы «русских подпольщиков» против немедленных терактов действовали на Кутепова и его представителей в Москве — Захарченко и Радкевича, но постепенно все меньше и меньше.
В июне 1924 года Кутепов впервые лично встретился с Якушевым в Данциге (затем они вместе отправились к Николаю Николаевичу). Осенью того же года Якушев и «военный руководитель» «Треста» генерал Потапов уже вдвоем поехали в Париж на встречу с великим князем. На переговорах Потапов впервые озвучил точную цену вопроса свержения власти большевиков — 25 миллионов долларов. Мол, окажите нам эту помощь, и в течение года мы устроим победоносное восстание в России. Но у Николая Николаевича даже части этих денег не было. Он посоветовал обратиться к русским промышленникам в эмиграции, но и те уклонились от финансовой помощи на дело «освободительной борьбы».
Со стороны «Треста» (читай — ОГПУ) просьба о крупной финансовой помощи представлялась хорошо просчи-тайным шагом. В самом деле: организация выложила все карты на стол: в условиях подполья собрать необходимую для переворота сумму нереально, и раз уж «возглавители освободительного движения» за границей не могут помочь в этом, то зачем же упрекать «Трест» в бездействии и откладывании решающего удара на будущее? Возразить было нечего.
Но Кутепова и его боевиков удержать от «активных действий» было куда сложнее. Он был человеком действия во что бы то ни стало и считал террор самым надежным и эффективным способом борьбы с большевиками. В этом его активно под держивала Мария Захарченко, которая просто-таки томилась в Советском Союзе от бездействия и рвалась совершить какой-нибудь теракт.
Правда, отношение Кутепова к «Тресту» было не таким простым, как может показаться. Он, например, отклонил приглашения лично приехать в СССР. Но при этом считал, что «Трест» все-таки может стать платформой для развертывания «боевой работы» в России. К тому же Кутепов претендовал на руководство всем РОВСом, и, если бы его планы с «Трестом» хотя бы частично удались, это явно добавило бы ему авторитета даже по сравнению, с Врангелем.
В июле 1925 года Якушев вместе с Захарченко отправились на встречу с Кутеповым в Париж. Переговоры закончились успешно — генерал согласился стать представителем организации во Франции. Якушев убедил его попридержать своих боевиков и отказаться от терактов на Дзержинского, Менжинского и других руководителей ОГПУ, которые планировала организация Кутепова — это, мол, может сорвать планы готовящегося переворота и вызвать репрессии со стороны чекистов, в которых пострадают и члены «Треста».
После переговоров в Париже Якушев и Кутепов вместе выехали на очередную аудиенцию к Николаю Николаевичу. В своем отчете, направленном в ОГПУ, Якушев, не скрывая сарказма, сообщал об этой встрече:
«Разговор о положении в России. Говорю:
— Нарастает недовольство. Народ стосковался по самодержавной власти.
— Как мыслится переворот?
— Объявляется военная диктатура. Но не скоро. Позовем ваше высочество от нашего имени, от имени монархической организации Центральной России.
Он задыхается от волнения:
— А как же народ?
— А народ не спросим. Ни Земского собора, ни Учредительного собрания. Позовем мы. Мы и есть народ.
Радостный хохот…