На открытке была изображена Иверская часовня — любимое место для встреч Рейли с его людьми в 1918 году. На обратной стороне, в верхней части открытки, Рейли написал по-русски: «Германия, через Берлин». А ниже шел текст на немецком языке, который гласил: «Дорогой Эрнст, с наилучшими пожеланиями из прекрасной Москвы». И подпись: «Искренне Ваш, Эсте». То есть СТ1 — оперативный псевдоним Рейли в английской секретной службе. Почерк был хорошо знаком Бойсу — это, без сомнения, писал Рейли.
По просьбе Бойса с Пепитой в Париже встретился приехавший из Хельсинки Борис Бунаков. Он-то и привез ей последнее письмо мужа, написанное 25 сентября, буквально перед самым переходом границы: «Моя любимая, родная. Мне совершенно необходимо съездить на три дня в Петроград и Москву. Уезжаю сегодня и вернусь обратно во вторник утром. Ты понимаешь, конечно, что я не решился бы на такое путешествие, если бы не считал его абсолютно необходимым и если бы не был уверен, что не подвергаюсь почти никакому риску. Если же, паче чаяния, меня арестуют в России по какому-нибудь пустяковому обвинению, то мои новые друзья достаточно могущественны, чтобы быстро вызволить меня из тюрьмы. Опознать меня в моей новой личине большевики не смогут. Одним словом, если во время путешествия произойдут какие-нибудь неприятности, то возвращение мое в Европу задержится на очень короткий срок. Недели две, не больше.
Родная моя, я поступаю так, как велит мне долг, и не сомневаюсь, что ты вполне одобрила бы мое решение, если бы была со мной. В мыслях ты вечно со мной, и твоя любовь охранит меня. Храни тебя Господь…»
Конечно, можно предположить, что Рейли написал так, чтобы не волновать лишний раз жену. Но, скорее всего, он действительно поверил в то, что большевики его не опознают и что его «новые друзья» настолько влиятельны, что смогут в случае быстро вытащить его из тюрьмы. И в этом была его главная ошибка. Интуиция и умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед на этот раз фатально подвели опытного разведчика.
Теперь у Пепиты сомнений не оставалось — Рейли действительно нелегально отправился в Россию. Но что с ним там все-таки произошло? Пепита поехала в Лондон для встречи с Бойсом, но тот так и не смог рассказать ей ничего конкретного. Между тем Бунаков сообщил, что непосредственным руководителем операции по переброске Рейли в Россию была Мария Шульц (Захарченко), состоящая в некоей подпольной могущественной антисоветской организации, которая сейчас находится в Хельсинки. Из Лондона с первым же пароходом Пепита отправилась в столицу Финляндии, которую она в мемуарах называет «настоящим гнездом советских и антисоветских интриг». В этом «гнезде» она действительно повстречалась с Захарченко.
Захарченко подробно рассказала Пепите, как готовился переход границы и как в Финляндии они ждали возвращения ее мужа. Показала и заметку из советской газеты, в которой говорилось о перестрелке на границе с «контрабандистами». Сообщила кое-что о расследовании, проведенном «Трестом». В мемуарах Пепита Бобадилья подробно описывает весьма любопытный момент их разговора:
«— Вы думаете, они его убили? — спросила я.
— Разве можно сомневаться? — ответила она печально. — Судя по всему, именно он умер по дороге в Петроград. Вы этому не верите? Почему вы думаете, что он еще жив?
— Если бы он попался к ним в руки и умер, они, наверное, осмотрели бы тело. Они увидели бы тогда, что на белье его находятся метки “СР”, а на часах и на моей фотографии — английские надписи. Паспорт же выписан на имя Штейнберга. Вы знаете, что у большевиков есть несколько отличных фотографий моего мужа. Кроме того, очень многие знают его в лицо. Неужели вы думаете, что они не опознали его? А если они опознали его, неужели они ограничились бы этим кратким сообщением в печати? Они на весь мир раструбили бы, что Сидней Рейли попал наконец в мышеловку. Расстрелять его они могли совершенно спокойно и открыто, так как всем известно, что Сидней дважды заочно приговорен ими к смертной казни. Почему же такое молчание? Я все-таки убеждена, что, если бы он был ранен или убит, большевики об этом не молчали бы. Значит, он жив.
Мария Шульц согласилась со мной и призналась, что подобные мысли не приходили ей в голову».
Пепита рассуждала весьма здраво. По разным каналам она пыталась получить сведения о судьбе мужа. Но все было напрасно. Официальные британские представители, в том числе из МИД и СИС, фактически устранились от общения с ней. Чиновники из МИДа говорили, что такого человека они, конечно, знают, но никакого отношения к их ведомству он не имел, и где он сейчас — они понятия не имеют. Что касается сотрудников Секретной службы, то они вообще посоветовали Пепите поменьше говорить о своем муже. В попытках помочь мужу она дошла до самого Уинстона Черчилля, но получила от его секретаря весьма прохладное письмо.