Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Она глубоко переживала то, что случилось с Рейли, и считала, что его гибель — на ее совести. Во многом ее желание лично принять участие в боевых операциях на территории СССР было связано с желанием отомстить за него. «То, что я этого не знала, не снимает с меня ответственности, — отмечала в письме Пепите Бобадилья. — Его кровь на мне и останется на мне всю жизнь. Смыть ее можно только отмщением или смертью. Больше ничего сказать Вам не смею. На мне лежит вина за Ваше несчастье. Но я не успокоюсь, пока не отомщу».

Вскоре Захарченко и Опперпут послали свой план действий Кутепову. Он поражал воображение своей дерзостью и жестокостью.

«…Необходимо направить две-три группы по 4 человека для взрыва мостов, — говорилось в нем. — Взорвать мост одновременно на Волхове и Луге, чтобы отрезать Петроград и создать панику. После этого можно перейти к поджогам и к взрывам в учреждениях посредством заложенных ранее снарядов. Достать технические средства возможно. Старайтесь теперь же наладить заготовку бомб большой силы, небольших сосудов с газами и главное — культуры бацилл. Этим мы их, скорее всего, доконаем с наименьшими для нас потерями. А для народа появление в среде коммунистов чумы или холеры будет, конечно, истолковано как гнев Божий. О человечности говорить уже не приходится. Кроме того, надо организовать пиратство в море, отравление экспорта русских товаров…

После первых ударов по живым целям центр тяжести должен быть перенесен на промышленность, транспорт, склады, порты и элеваторы, чтобы сорвать экспорт хлеба и тем подорвать базу советской валюты. Для уничтожения южных портов на каждый из них нужно не более 5—10 человек, причем это необходимо сделать одновременно, ибо после первых же выступлений в этом направлении охрана их будет значительно усилена. Сейчас же вообще никакой вооруженной охраны их нет. После первых же выступлений необходимо широко опубликовать и разослать всем хлебным биржам и крупным хлебно-фуражным фирмам сообщение “Союза национальных террористов”, в котором они извещают, что все члены СНТ, находящиеся в России, не только будут сдавать советским ссыпным пунктам и элеваторам свой хлеб отравленным, но будут отравлять и хлеб, сдаваемый другими. Даже частичное отравление 3–4 пароходов, груженных советским хлебом, независимо от того, где это будет сделано, удержит все солидные фирмы от покупки советского хлеба… То же самое можно будет попытаться сделать с другими советскими экспортными съестными продуктами, например, с сибирским маслом… Этим был бы нанесен Советам удар, почти равносильный блокаде. Помимо того, уничтожение элеваторов не только сильно удорожит хлеб, но и ухудшит его качество».

Предлагали Захарченко и Опперпут потопить и советский учебный парусник «Товарищ», который вскоре должен был возвращаться из плавания в Америку. «На нем ведь исключительно комсомольцы и коммунисты. Эффект получился бы потрясающий», — писали они. Они рассматривали возможность нападения в море на советские танкеры и грузовые суда.

После каждого теракта нужно обязательно объявлять, что он совершен «сентистами». Среди потенциальных целей террористов они называли все областные комитеты ВКП(б), все губернские комитеты ВКП(б), все партийные школы, войска ГПУ и органы ГПУ. «Для уничтожения личного состава компартии придется главным образом применить культуры микробов эпидемических болезней (холера, оспа, тиф, чума, сибирская язва, сап и т. д.), — продолжали они, — … один террорист сумеет вывести в расход сотни коммунистов».

Кутепов всемерно одобрил эту поистине людоедскую программу Союза национальных террористов. Генерал предложил Захарченко возглавить его, но она отказалась и заявила, что пойдет «в дело» первой. Кутепов был вынужден согласиться. Вернуться в СССР собирался и Опперпут. У него просто не было другого выхода. За границей к нему относились по-прежнему с недоверием, и единственным шансом преодолеть его было участие в боевой операции. Она должна была стать для него своего рода «искупительным актом».

Сохранились новые конспиративные псевдонимы, которые придумали себе Захарченко и Опперпут. Для нее — Ольга Беккер и Андрей Диков, для него — Петр Грачев и Карл Валин. Георгий Радкевич мог именоваться Иваном Жуковым и Иваном Беккером.

За несколько дней до выступления Опперпут написал письмо своим родственникам в Риге: «Через несколько дней я ухожу обратно в Россию. Возможно, я уже буду убит при переходе границы. Этого я бы не хотел. Дойти до места, сбалансировать свои счеты с ГПУ, бросить первый камень в усохшее болото, сделать первый удар в набатный колокол, а потом, что Бог даст».