Сидней Рейли

Поездка моя прошла отвратительно. В воскресенье погода была хуже некуда, а посудина, на которой я плыл, превратила это путешествие в сущий ад. Морской болезни у меня не было, но отчаянно раскалывалась голова и нестерпимо болел живот. Вчера, около двенадцати дня, мы сделали короткую остановку в Ревеле, и с палубы моего пароходика я смог обозревать места своей былой боевой славы… В 5 часов дня мы наконец прибыли на место. Благодарю Бога, что предварительно телеграфом заказал номер из Парижа, все здешние гостиницы оказались переполненными. Встретился с помощником Е. (очень разумный малый, все схватывает на лету и очень услужлив)»^{677}.

К этому времени Рейли уже встретился с Николаем Бунаковым (ST28), бывшим царским морским офицером, который работал под началом Бойса в Ревеле и через него познакомился с Шульцами («калифорнийцами»), Шульцы произвели на него сильное впечатление:

«Удивительная пара. Он еще совсем мальчик, очень милый и, видно, не робкого десятка, но совершенно бесхарактерный. Она же совершенная командирша, не женщина, а черт в юбке, тип американской школьной наставницы, который, кстати, довольно распространен в России. Малопривлекательная внешне, эта баба подавляет своей силой воли и характером»^{678}.

Выборг, находившийся в то время у самой границы с Россией, и был тем самым местом, где Рейли должен был встретиться с представителями «Треста». Там его представили секретным агентам ОГПУ: Якушеву, игравшему роль одного из первых лиц в «Тресте», и Щукину[54], выдававшему себя за ленинградского представителя этой фракции. Их задача состояла в том, чтобы заманить Рейли на советскую территорию, арестовать и подвергнуть тщательному допросу.

На встрече Якушев, не жалея красок, рассказывал Рейли о могуществе «Треста» и о том влиянии, которое он имеет в правительстве, а также спрашивал его мнение относительно позиции будущего «трестовского» правительства по тем или иным внутриполитическим вопросам. Якушев позднее вспоминал:

«Что-то жесткое и колючее было во взгляде его выпуклых черных глаз, резко выпячивалась нижняя губа, чересчур лоснилась гладь черных волос, подчеркнуто элегантен был костюм. Во всем его облике ощущалось какое-то высокомерие и пренебрежение к окружающим. Он сел в кресло, аккуратно расправил складки брюк, причем выставил напоказ новенькие с иголочки желтые туфли и щегольские носки, устало с серьезным и высокомерным видом он начал разговор. Он начал с того, что заявил о невозможности поехать к нам»^{679}.

Якушев спросил затем у Рейли, сколькими днями он располагает, упрекнув его в том, что «обидно, проделав такой огромный путь из Америки до Выборга, остановиться у порога, который он словно рискует переступить». Эти слова, очевидно, произвели желаемый эффект. Далее в своем отчете Якушев пишет:

«Рейли сосредоточенно думал минуту, потом сказал: «Вы меня убедили, решено, я еду с вами»^{680}.

Несмотря на то что Рейли и принял решение пересечь границу, его все же мучили некоторые сомнения. Это явствует из письма, написанного им Лепите незадолго до того, как он уехал из Выборга в сопровождении представителей «Треста». Рейли отдал это письмо Николаю Бунакову, строго проинструктировав его послать его Пепите только в том случае, если он не вернется обратно, как запланировано, 28 сентября. Бунаков в свою очередь передал это письмо другому агенту СИС, Гарри Карру, который запер его в своем сейфе:

«Моя любимая, родная!