Письменный стол генерала содержался в таком же идеальном порядке, как и все в доме: чистый как стеклышко, ни одна бумажка не валяется, а вот компьютера, к сожалению, на месте не оказалось. Должно быть, Дорриен забрал его с собой на совещания. Более неудачного вечера для проникновения в его жилище она, конечно, выбрать не могла.
Один за другим Трейси открывала ящики стола в надежде найти хоть что-нибудь: бумаги, фотографии, флешку…
Ничего, абсолютно ничего. «Но ведь так не бывает! – сказала она себе. – В этом доме должно быть хоть что-нибудь».
Далее она обыскала все комнаты: поначалу методично, закрывая шкафы, расправляя скатанные ковры, убирая следы – но минуты, а затем и часы, утекали, она нервничала все сильнее, поэтому просто сдергивала картины со стен и скидывала книги на пол.
Трейси готова была признать свое поражение, когда наконец кое-что нашла. Оно оказалось в туалете. Коробка с салфетками рядом с раковиной показалась ей тяжелее обычного. Трейси как безумная рванула ее пополам и, вытащив драгоценный диск – так ныряльщик, совсем выбившись из сил, извлекает долгожданную жемчужину из раковины, – некоторое время тупо смотрела на маленький черный квадратик, совершенно потрясенная. Это оно. Это должно быть то, ради чего она здесь.
Времени праздновать победу не было. Затолкав диск поглубже в рюкзак, Трейси вышла в коридор и уже почти добралась до входной двери, как ее ослепил свет фар автомобиля.
Черт!
Трейси застыла, услышав приближающийся рокот двигателя, затем он совсем смолк. Фары тоже выключились.
Синтия Дорриен вернулась домой.
И что еще хуже, не одна.
Припарковав дальше по улице ничем не примечательный «форд-транзит», Джеф сидел в темноте и ждал появления полиции.
Все сильно усложнилось в тот момент, когда он понял, что Трейси намерена забраться в дом генерала Дорриена.
Должен ли он поставить в известность Джейми Макинтоша? Или лучше промолчать?
Джефу не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Если Трейси не доверяет офицеру МИ-6, значит, у нее есть на то причина, и, стало быть, Джеф тоже не станет ему доверять. С другой стороны, он должен обеспечить ей безопасность, особенно теперь, когда на месте событий появились полицейские.
В отчаянии от того, что не может вмешаться, сделать хоть что-нибудь, чтобы ее спасти, он лишь молился и мысленно просил: «Ну же, родная! Придумай что-нибудь…»
Трейси узнала знакомые маячки британской полиции: белый и синий, услышала мужские голоса, приглушенные, но настойчивые, и инстинктивно бросилась на пол, чтобы ее не было видно из окна. Ей было слышно, как один за другим замолкали двигатели автомобилей, а с ними погасли и маячки. Вокруг опять воцарились кромешная тьма и зловещая тишина, как перед бурей. Все чувства Трейси были крайне обострены, нервы напряжены до предела, как натянутые струны, того и гляди лопнут.
«Кто сообщил в полицию? Неужели кто-нибудь видел, как я входила в дом? Возможно, сосед услышал, как сработала сигнализация? Джейкоб – единственный, кто знает, что я здесь, он не мог меня выдать». Мысли лихорадочно метались в голове, когда она услышала шаги, направлявшиеся к парадной двери, в то время как другие раздались под окнами – полицейские окружали дом. Трейси в отчаянии огляделась в надежде отыскать способ сбежать, но времени не осталось! Через несколько секунд дверь распахнется, ее поймают на месте преступления и арестуют. Камерон был прав: в лучшем случае ее с позором отправят в США, а возможно, ЦРУ отречется от нее и оставит гнить в британской тюрьме, избавив себя от конфуза.
И она уже никогда не найдет Алтею, не узнает, что случилось с Ником.
В парадную дверь забарабанили.
– Полиция! Откройте!
И Трейси приняла решение.
Генерал-майор Фрэнк Дорриен ненавидел совещания, а сегодня их было два, и он чертовски устал. «Если бы я любил болтать о постановке задач и передовом опыте, а также попусту тратить вечера на всякие презентации, то занялся бы бизнесом», – мысленно возмущался он, пока ехал домой. Мало того, что пришлось полдня вести бестолковые беседы в МИ-6, так еще постоянно ждешь подвоха, будто вокруг одни шпионы. Офицеры британской армии не могут быть дураками, однако сегодняшнее совещание комитета по финансированию Сандхерста свидетельствовало об обратном, и оно стало пыткой во всех смыслах этого слова. Такие комитеты следовало бы запретить Женевской конвенцией.
Когда Фрэнк завернул на свою улицу, мечтая лишь о том, чтобы выпить стаканчик виски, принять ванну и лечь в постель, мимо него проехали две полицейские машины. И едва он успел подумать, как это необычно, увидел и третью, стоявшую с заведенным двигателем на его подъездной дорожке. Офицер в форме на крыльце что-то серьезно объяснял взволнованной Синтии, которая, видимо, только что вернулась домой после бриджа.
– Прошу прощения, генерал, – обратился полицейский к Фрэнку, едва тот вышел из машины. – Остальные уже едут?
Тот нахмурился.
– Остальные? Какие остальные?
– Курсанты. – Полицейский понизил голос и продолжил заговорщическим тоном: – Все в порядке, генерал: специалист-взрывотехник уже все нам объяснил.