Сигиец (СИ)

Он привычно бродил по аллеям и с плохо скрываемым возмущением разглядывал мраморные статуи голых мужчин, женщин, детей, животных, а иногда дикой, почти дьявольской помеси голых людей с животными: у кого-то были звериные головы, у кого-то — звериными были иные примечательные и не очень части тела. Язычники, что с них еще взять. Сторож доживал шестой десяток, был отставным солдатом и пламенным ваарианнином, и языческий разврат больно задевал его чувства, поэтому он почти с благосклонностью относился к мраморным мужикам с козлиными копытами или львицам с женскими головами — хотя бы срам шерстью прикрыт.

Выйдя на дальнюю аллею, самую тенистую во всем саду, куда обычно благородные господа забредали разве что во время полуденного зноя, сторож вдруг остановился и потер глаза кулаками. Не помогло: из тумана по-прежнему проступала черная человеческая фигура, сидящая на скамейке под дубом.

Сторож выпятил впалую грудь, напуская грозный вид, и решительно зашагал по дорожке, хрустя гравием под сапогами.

Он приблизился к нарушителю, сурово взглянул на него из-под бровей. Невольно отвлекся на мраморную статую на постаменте рядом со скамейкой — обнаженную женщину с птичьими крыльями, стоявшую на одной ноге и как будто готовившуюся упорхнуть. Наверняка, то была давно мертвая языческая богиня с вычурным илойским именем, но сторож называл ее просто «Голая баба с сиськами и крыльями» и каждый раз желал ей уж наконец-то взлететь с постамента и успешно не вернуться, чтобы не смущала своим бесстыжим мраморным хозяйством честной народ.

Сторож раскрыл было беззубый рот, но не окликнул нарушителя, лишь нахмурился и подозрительно присмотрелся внимательнее. Смотрел долго, с минуту, не меньше, прежде чем со страхом понял, что нарушитель как будто и не дышит. Не то чтобы сторожа пугал мертвец на скамейке, просто ему очень не хотелось объяснять начальству, как покойник пробрался в запертый на ночь сад и почему испустил дух именно здесь.

Сторож подкрался к мертвецу и осторожно протянул морщинистую руку, чтобы ткнуть в плечо.

Покойник внезапно распахнул веки и цепко впился в старика взглядом, словно только и ждал, когда тот захочет его растормошить. В тумане могло показаться, что вместо глаз у покойника лишь пустые бельма.

— Мать твою ети! Свят-свят! — отпрянул сторож, осеняя себя спасительным святым пламенем.

Покойник моргнул, прищурился, изучая перепуганного старика. Затем молча встал, развернулся и зашагал по гравиевой дорожке, не издавая ни звука и растворяясь в утреннем тумане.

Сторож посмотрел вслед, просеменил к скамейке, сел, потер глаза, а потом огладил седую бороду, крепко задумываясь: не привиделся ли ему поутру старый герцог, которого, по слухам, утопил любовник распутной герцогини в здешнем пруду, и не пора ли завязывать с чаркой на ночь для согрева?

Глава 17

Бруно потянулся, чтобы почесаться за ухом, но вовремя одернул руку и сунул ее в карман. На лбу у него уже не было написано, что он нищий из Модера, но от старой привычки чесаться на нервах стоило все же избавиться и вести себя спокойно, непринужденно. Учитывая, что стоял Бруно на Тресковой напротив ломбарда Толстого Тома в обществе сигийца. А сигиец, как Маэстро уже успел убедиться, если отправляется на встречу с кем-нибудь, то завтрашние газеты обязательно разразятся сенсационными новостями об очередной жертве дерзкого убийцы, растворяющегося в воздухе.

Бруно чувствовал себя неуютно. Он не понимал, откуда взялось такое предчувствие, неумолимо перерастающее в уверенность, что очень скоро, возможно, уже даже завтра, придется обходить стороной не только Модер с окрестностями, но и Новый Риназхайм, а это уже практически треть Анрии.

Маэстро сунул в рот сигару и чиркнул спичкой. К курению он пристрастился еще на флоте, но, оказавшись на берегу, Бруно довольно редко удавалось раздобыть табаку. Разве что когда у пьяных матросов случался приступ щедрости. Сейчас же, когда вдруг появились деньги, он не отказал себе в удовольствии купить пару-тройку сигар. Маэстро планировал растянуть их на несколько дней, однако, стоя напротив ломбарда Толстого Тома, испытывал острую потребность закурить.

— Слушай, а оно точно того стоит? — спросил Бруно, выпуская дым.

— Что? — отвлекся от разглядывания ломбарда сигиец.

Он избавился от кабирского мундира, оделся вполне по-ландрийски, правда, выделяться в толпе все равно не прекратил. Тяжелый кожаный плащ и треугольная шляпа, снятая с головы Кристофа, делали его слишком старомодным для нынешнего века. Однако смена одежды удивительно преобразила и самого сигийца: теперь он больше не походил ни на кабирца, ни на сельджаарца, ни на гутунийца. Его физиономия тоже стала вполне себе ландрийской. Такие загорелые рожи можно встретить в Анрии на каждом углу, но чаще всего на рынках выбивающими «ренту» с лоточников и мелких лавочников.

— Ну, — Бруно глубоко затянулся, — разумно ли ссориться с риназхаймскими? Я понимаю, ты слегка того и тебе все равно, но…

— Нужен меч, — сказал сигиец.