Сигнал надежды

— Слушай, а ведь у тебя температура, — сказал Сергей, пощупав Танин лоб.

— Угу! — сказала Таня, прихлёбывая чай и грея руки о чашку. — Ещё мне не верится, что я в Москве и в твоей квартире.

— Она теперь и твоя. Перед тобой открывается такая дорога! Ты станешь серьёзным композитором. И прекрасной камерной певицей.

— Из медицины не уходят, Серёжа.

— А Броневицкая?

— Она в ней, наверно, и не была.

— Ну хорошо. Ты операционная сестра. А что в перспективе?

— Хорошая операционная сестра.

— Дальше?

— Отличная!

— И всё?

— Ты не имеешь представления, что такое отличная операционная сестра. Ей цены нет. А потом я могу стать хирургом.

— Будь кем хочешь, только выходи за меня замуж.

— Другой разговор. Знаешь, когда я за тебя замуж выйду?

— Когда?

— Когда буду уверена, что ты любишь меня так же, как я тебя.

— А как ты меня любишь?

— Так, что мне всё равно, есть у тебя эта квартира или её нет. Защитил ты диссертацию или работаешь сантехником, как Машин Славик. Если бы я сегодня провалилась, что бы ты делал?

— Утешал тебя.

— Как?

— Сказал бы, что ерунда, что у тебя есть другие достоинства.

— А я бы от этих слов в окно выбросилась. Ты должен был бы мне сказать, что все кретины и не способны понять, как я гениальна. Ведь если бы тебя завалили на защите, я про твоих оппонентов думала бы именно так. А ты, когда микрофон зафонил и все засмеялись, стал пробираться к выходу. Почему? Видела я, Серёженька, видела!

— Я не мог этот смех вынести!

— И хотел оставить меня одну? А если б ты стоял у микрофона, я бы на сцену полезла!

— О чём мы говорим, Таня? Бред какой-то! Давай лучше будем тебя лечить!

— Нет, Серёженька, нет, миленький, нет, мой хороший… Лечиться я буду в Синегорске.

Бывший лётчик-истребитель Анатолий Егорович Карташов в своей московской квартире смотрел телевизор. Его пятилетний внук расхаживал по комнате с пластмассовой игрушечной саблей в руке.

— Выполняя многочисленные просьбы наших зрителей, мы снова включили в нашу программу песню «Марш милосердия». Исполняет автор — Татьяна Ищенко, медицинская сестра из города Синегорска.

Внук бывшего лётчика в это время с криком «ура» вступил в рукопашную с диванной подушкой.

— Тихо, Петя! — прикрикнул на внука Анатолий Егорович.

— Ты что внуку рта не даёшь раскрыть? — вошла в комнату жена Карташова. — Ведь он тебя любить не будет.

— Тихо! — прикрикнул и на жену Анатолий Егорович. — Видишь эту девушку? Она меня спасла в Синегорске.

На экране телевизора Таня Ищенко кивнула ансамблю. Зазвучали маршевые аккорды. И опять Таня долго не вступала.

Под аккомпанемент ансамбля «работала» её виртуозная гитара.

— Знаем мы, как они спасают! Вместо того чтобы с внуком поиграть, он девиц в телевизоре рассматривает. Постыдился бы на старости лет. И ничего в ней особенного. Только что молоденькая.

— Тише!

— Я, когда мне столько же было, получше выглядела… Да посмотри хотя бы на Петеньку! Другие бы на такого внука не нарадовались!

— Тише!

Жена Карташова запричитала:

— Не настоящим отцом был: всё дела, дела, и дед не настоящий. Другие бы на твоём месте…

И вдруг пятилетний Петя крикнул:

— Деда! Бери мою саблю! Руби ей голову!

На миг жена Карташова лишилась речи. А потом зарыдала:

— Вот она, детская благодарность! Я с Петенькой днём и ночью вожусь, и кормлю, и пою, а он, кровожадный, за тебя заступается…

Сергей Лавров тоже смотрел телевизор. Но не у себя дома, а в витрине радиомагазина. Звука не было слышно, и Сергей просто заглядывал Тане в глаза. Шёл крупный снег. Никто, кроме него, не останавливался у витрины.

Таня допела последний куплет своей песни на экране телевизора в маленькой комнате деревянного дома на окраине города. Трубач постарался и при бисировании ещё эффектнее выдал свой щемящий сигнальчик. Загремели аплодисменты. Операторы начали показывать зрительный зал.

— Всё! Выключи, Люся! — послышался хриплый Танин голос. И экран погас.

Девушка лежала в кровати. Её пришли навестить Маша и Люся.

— А кто за меня дежурит?

— Новенькая.

— И как?

— Перемелется — мука будет, — ответила Маша неопределённо.

— Я твою песню всё время пою. Здорово, Таня! Не преувеличиваю, — сказала Люся.

— Светка, покажи им, где что, чаю попьём… Девки, я скоро встану? Надоело.

— А кто лёгкие в последний раз слушал?

— Николай Александрович. Сказал, что уже порядок, но велел ещё полежать. Я сама себе тетрациклин вкалывала. Светка мне ставит банки.

— Неужели научилась?

— А что, я хуже вас? — обиделась Света. — Только один раз маленько обожгла.

Маша предложила:

— А давай я тебе сейчас по-настоящему поставлю!

— Ты к Неониле ходишь? — забеспокоилась Таня.

— Хожу. Говорит — золотые ручки! Сейчас я тебе по одному старинному способу такие банки вкачу! Где спирт?

— Кончился, — сказала Света. — У нас другое есть. — И она вытащила из холодильника начатую бутылку «Столичной».

— Пойдёт, — сказала Маша.

Тем временем Люся уже приготовила всё необходимое для предстоящей процедуры.

— Значит, так. Берёшь в руку сразу четыре, — колдовала Маша, — и одна за другой — хлоп, хлоп, хлоп!

— Ого! — удовлетворённо вздохнула Таня.

— А мне Серёжа Лавров письмо прислал! — объявила во всеуслышание Светка.