Сигнализация

Лужин – носитель обыкновенного, мещанского, эгоистического мировоззрения. Чтобы на свете или в государстве было больше счастливых людей, нужно поднять общий уровень зажиточности, а так как основой хозяйственного прогресса является личная выгода, каждый должен о ней заботиться и обогащаться, не беспокоясь о любви к людям и тому подобных романтических мечтаниях, не давая им отвлекать себя от цели. Единственным ограничением для ищущего своей выгоды эгоиста является разумное чувство меры. Эта мещанская, банальная идеология отличается от воззрения Раскольникова и компании своею мелкостью, но она им все-таки как-то сродни, так что её даже можно воспринимать как своего рода пародию: это как бы обоснование права на существование той самой «вши», которую Раскольников так презирает, и при том «вши», стремящейся занять, так сказать, командное положение и посягающей таким образом на права «настоящих людей».

Простота, доступность и привлекательность, а, следовательно, и опасность таких идей была для Достоевского слишком очевидна. Поэтому в «Дневниках писателя» он предупреждал, что полное и скорое утоление потребностей понижает духовную высоту человека, незаметно приковывает его ещё сильнее к узкой сфере самоцельного умножения чисто внешних форм жизни, обостряющих многосторонность насладительных ощущений и связанных с ними «бессмысленных и глупых желаний, привычек и нелепейших выдумок». Всё это, в свою очередь, способствует в виде обратного эффекта развитию «имущественной похоти», к нескончаемому наращиванию самих сугубо материальных потребностей, беспрестанно насыщаемых обновляемыми вещами, что делает человека пленником собственных ощущений. По мнению писателя, люди, находясь в плену такого цикла, невольно соглашаются жить как животные, то есть, чтобы «есть, пить, спать, утраивать гнёзда и выводить детей. О, жрать, да спать, да гадить, да сидеть на мягком – ещё слишком долго будет привлекать человека на земле…».

В представлении Достоевского подобные идеалы далеко не безобидны для нравственного состояния личности и направления исторического развития, поскольку укрепляют в человеке «ожирелый эгоизм», делают его неспособным к жертвенной любви, потворствуют формированию разъединяющего людей гедонистического жизнепонимания. И тогда «чувство изящного обращается в жажду капризных излишеств и ненормальностей. Страшно развивается сладострастие. Сладострастие родит жестокость и трусость… жестокость же родит усиленную, слишком трусливую заботу о самообеспечении. Эта трусливая забота о самообеспечении всегда, в долгий мир, под конец обращается в какой-то панический страх за себя, сообщается всем слоям общества, родит страшную жажду накопления и приобретения денег. Теряется вера в солидарность людей, в братство их, в помощь общества, провозглашается громко тезис: „Всякий за себя и для себя“… Все уединяются и обособляются. Эгоизм умерщвляет великодушие».

Достоевский о «бесах» либерального сентиментализма