Сигнальные пути

Мне некуда было спешить, и я согласилась. Мы прошли какими-то переулками, пересекли бульварное кольцо, миновали зоопарк и оказались около старого фабричного здания, переделанного в галерею современного искусства, на крылечке которого тусовались курильщики. Из-за хлопающей двери доносились звуки модной, ритмичной музыки. Спутник уверенно протащил меня сквозь веселящуюся толпу. Нашел диванчик в углу, сгрузил на него штатив и футляр от видеокамеры, выдернул откуда-то неоновый коктейль в высоком узком стакане, сунул его мне и, крикнув: «Скоро буду!», убежал фотографировать мероприятие.

Коктейль был розовый и приторно сладкий, как цветочный нектар. Около нашей школы в прямоугольных клумбах росли такие красные цветы с лепестками, похожими на крошечные вытянутые язычки. У основания пестика пряталась медовая капля. Крошечная и дразнящая. На переменах школьники рвали цветы и пили нектар, а учителя отгоняли их от клумб и называли варварами и вандалами, не умеющими ценить красоту. А детям всего лишь хотелось сладенького… И кто, скажите, был виноват, если единственная капля цветочного сока лишь сильнее распаляла это желание, и рука сама собой тянулась к следующему, следующему цветку. Если рассеянного собирателя нектара никто не останавливал, то в конце концов он обнаруживал себя стоящим над разоренной клумбой и наблюдал с испугом и стыдом, как умирают на черной обугленной летним жаром земле сорванные и брошенные им цветы, и убегал, унося во рту вкус так и не утоленной сладости и вины.

Я вспоминала детские проказы, пила светящуюся жидкость и глазела по сторонам, получая удовольствие от неожиданного приключения. Вокруг сновали оживленные, яркие люди, девушки с вздыбленными прическами, юноши в брюках космических расцветок, персонажи непонятного пола с дредами разных цветов. Говорили, перебивая друг друга, громко смеялись, фотографировали все вокруг. Здесь чувствовалась жизнь и юность, ее жадный азарт ко всему новому, даже мат, доносившийся то из одного угла, то из другого, звучал как художественный манифест. Вызов был, конечно, не первой свежести, но в юности многое незаслуженно кажется оригинальным. Ей простительно. Ругаться ли матом, сбрасывать ли Ленина с пьедестала, как в Киеве, или возмущаться – «вся моя жизнь пройдет при Путине!», как в Москве. Юность – всегда эпигонка. Я чувствовала себя очень старой в этом молодежном и остромодном месте, хотя некоторые крашеные женщины, не говоря уже о мужчинах, пришедших с очень красивыми и очень юными спутницами, были не моложе меня. Мне показалось, что в толпе я заметила лицо девушки из знаменитой панк-группы, получившей срок в день моего освобождения из пыльной квартиры, но, может быть, это только показалось, в этом году в Москве у многих девушек были такие отчаянные глаза.

Исполнительниц панк-молебна выпустили по амнистии перед Олимпиадой примерно в то же время, что и опального миллиардера. Государство российское с присущей ему медвежьей грацией пыталось выглядеть милостивым под сочинскими софитами. Ну натурально участницы группы тут же отправились на Олимпиаду, чтобы там попасть под казацкие нагайки и сделать из этого новый клип. Призвание – страшная сила. Я по-прежнему не понимала, как отношусь к этому проекту, построенному на том, чтобы делать очень много личного пиара из бессмысленных, но рискованных провокаций. Девушка с глазами мадонны мне нравилась, но ведь девушка, которую обижает государство и избивают здоровенные мужики, и должна нравиться, иначе акция не сработает, так что мне было трудно понять, является ли сочувствие моим собственным переживанием или это только «арт-продукт», заранее запланированный участниками.

Оператор вернулся минут через тридцать.

– Пойдет. Хочешь сходить посмотреть? – спросил он меня, кивнув куда-то в глубину зала. – Я пока фотки сброшу на флешку.