Что ж, она сама этого хотела. Я снова пошел вперед, стараясь нападать с левой стороны. Бриана отходила, но я видел, что ей больно поворачиваться, стоя на левой ноге. Тогда я решил, что с этим поединком пора заканчивать и снова, резко шагнув вправо, ударил ей в левый бок. Бриана как-то вывернулась и смогла отбить мой клинок. Я заметил, что при этом ей пришлось перенести вес на левую ногу, и на ее лице тут же появилась гримаса боли. Я резко прыгнул еще правее и занес меч, чтобы нанести последний удар. Однако мне не суждено было это сделать. Распрямившись, точно лук, пустивший стрелу, она оттолкнулась больной ногой и сумела достать меня острием меча прямо в живот. Сталь лязгнула о железные звенья кольчуги. Бриана зло рассмеялась:
– Ты, правда, поверил, что у меня болит нога, Сигурд? Эту хитрость я подглядела во время поединков в доме ярла Ордульфа много лет назад. У ярла есть бывалый поединщик Большой Сигвульф. Он часто притворялся хромым, чтобы его соперник поверил в свою победу и раскрылся. Похоже, и я тебя могу чему-то научить в ратной науке?
Я стоял весь красный и злился еще больше, что меня так провели. Бриана воткнула меч в землю и шагнула ко мне:
– Пришло время получить мою награду, – сказала она, встав почти вплотную ко мне и с вызовом глядя мне в глаза снизу вверх. – Ты мечтаешь только о жене ярла?
Я начал что-то мямлить, но Бриана смотрела мне прямо в глаза.
– Я истратила свою единственную хитрость, чтобы выиграть в этом поединке, – медленно выговаривая слова, сказала она. – И теперь я хочу получить твой честный ответ.
– Да. – Это было все, что я смог сказать.
– Это было заметно, по тому, как ты смотрел на нее, – ответила она, резко повернулась и пошла в сторону берега.
Я бросился ей вслед, схватил ее за плечи и повернул к себе. В глазах ее стояли слезы. Она молча вырвалась и ушла.
С тех пор Бриана вернулась спать к себе на лавку. И я был даже рад этому – я не чувствовал за собой никакой вины и не собирался вымаливать прощение. Я не принуждал ее делить со мной ложе, не обещал жениться, не говорил о любви. И если она решила, что, уехав на хутор, я позабыл Гунхильд, то эту ошибку Бриана сделала сама. И не стоило ей теперь делать вид, будто все это время я ее обманывал. Так что я предпочел просто по-тихому забыть, что между нами что-то было до празднования Йоля у ярла Паллига. К тому же мне не хотелось, чтобы в какой-нибудь ссоре она вспомнила бы про Гунхильд перед Кнутом и Брандом, которые теперь тоже жили в моем доме.
Мы много упражнялись в битве на мечах и в обращении с луком и копьем. И на мечах Бриана была проворнее Бранда, хотя и слабее Кнута. И когда она побеждала в схватке, то говорила, что, вернувшись в Англию, сумеет защитить себя, если снова нагрянут даны.
– Теперь, если бы вы пришли в мой монастырь, я бы могла вспороть вам животы, перепившиеся пивом ублюдки! – кричала она в пылу боя, нанося удары во всю силу слева и справа, а Кнуд и Бранд смеялись.
Однако я в такие мгновения не улыбался.
Так прошла вторая половина зимы и наступила весна. Я был рад этому и с охотой вернулся в отцовскую усадьбу, чтобы заняться кораблем. Кнут и Бранд отправились со мной, а Бриана осталась на хуторе. В помощь ей я нанял двух работников и скоро совсем выкинул заботу о хозяйстве из головы. Меня ждал новый поход!
Видно, в тот раз я слишком мало пообещал Высокому, потому что с купцами удачи нам не было. Мы вышли на трех кораблях: моем «Летящем», «Сыне Бури» Токе и «Селезне» Перелетного Арвида. Мы исходили Большой Бельт вдоль и поперек, но легкой добычи нам так и не встретилось. Купеческие корабли с Готланда или из земель свеев проходили, сбившись в стаи самое меньшее по полдюжины, а когда мы подходили ближе, то купцы охотно рассказывали нам, что на Балтике теперь неспокойно из-за ярла Эйрика сына Хакона, бежавшего из Норвегии, когда туда вернулся Олаф сын Трюггви. Теперь этот Эйрик не нашел ничего лучше, как стать морским конунгом, и обложил данью все корабли, идущие на запад. Потому теперь умные люди не пойдут через проливы на одиночных кораблях.
Токе пару раз начинал заговаривать о плате за проход через Большой Бельт, но купцы, смеясь, отвечали, что если они уже нашли в себе смелость отказать ярлу Эйрику, победителю в битве при Хьорунгаваге, то вряд ли вид трех кораблей с молокососами заставит их испугаться и поделиться товаром и серебром.