Я кивнул и, взяв меч и щит и запахнувшись в плащ от ночной сырости, подошел к Асбьёрну. Затем нас четверых посадили на небольшую шнекку на пять пар весел, и мы пошли вверх по реке. Против течения идти было непросто, но путь был недолог. Еще дотемна мы вошли в небольшое озеро, и тут же увидели высокие стены Старигарда. Мы подошли к восточному берегу и с трудом нашли место для того, чтобы причалить, среди нескольких дюжин лодок. Вагр, что был у нас на шнекке старшим, что-то крикнул на своем языке, и скоро на берегу появилось шестеро воинов. Главным среди них был высокий светловолосый молодой вагр в красном плаще, накинутом поверх блестящей кольчуги. Он наклонил голову, приветствуя нас, и произнес по-нашему:
– Меня зовут Мечислав, я младший брат нашего князя Мстислава сына Мстивоя. Я рад приветствовать вас в Старгороде и прошу разделить со мной и братом кров и хлеб.
Асбьёрн назвал нас одного за другим, а потом сказал:
– Мы рады разделить с вами кров и хлеб, хотя, конечно, не отказались бы и от меда, слава о котором идет по всем берегам моря с юга на север.
Мечислав улыбнулся и сказал:
Он знаком позвал нас за собой и пошел к воротам крепости. Снизу вверх я смотрел на деревянные валы, поверху увенчанные изгородью из дубовых стволов, и вспоминал те крепости, что видел в наших землях. И выходило, что у нас стены редко поднимались выше шести саженей, а тут они были выше восьми. Да и сама крепость была много больше. Со всех сторон теснились дома, стучали молотки кузнецов, пахло мокнущими кожами и вяленной рыбой. И еще никогда я не видел столько людей в одном месте, если не считать войска конунга Свейна. Но то было войско, собравшееся для похода, а здесь все жили годами, здесь же рождались, здесь же и отправлялись на погребальный костер.
Перелетный Арвид кивнул в сторону стен:
– Вагры бьются с саксами уже не первую сотню лет. Поневоле подумаешь, как защитить свой народ.
По дороге я спросил вагра:
– Скажи, Мечислав, где ты выучился так хорошо говорить на нашем языке?
– Не всем в ваших краях это ведомо, но моя мать – дочь вашего конунга Харальда Синезубого. Она научила меня говорить на языке данов.
Я удивился: нечасто приходится видеть человека, в жилах которого текла бы кровь самого Одина, а он вел бы себя так просто с обычными воинами. Я подумал о Гунхильд и сразу же постарался выбросить эти мысли из головы. И еще я восхитился плодовитостью Синезубого, у которого со всеми его наложницами было, наверное, несколько десятков дочерей, которых он раздавал замуж за вождей по всей Балтике.
Мы прошли в ворота и направились к высокому терему, где стражники забрали у нас мечи. Поднявшись по широкой лестнице, мы очутились в палатах, украшенных затейливой резьбой и яркой росписью с диковинными зверями и птицами. В дальнем конце палаты на высоком стуле сидел все еще молодой конунг вагров. Он был широк в плечах, с льняными волосами, большими голубыми глазами и только начинавшимися появляться вокруг глаз морщинами.
Он поприветствовал нас, а Асбьёрн назвал ему наши имена. Конунг Мстислав сказал:
– Я рад, что ярл Паллиг протянул нам руку помощи, и это честь для нас, что он прислал с войском своего сына. Молю богов, чтобы он даровал нам удачу в походе.
Мстислав внимательно оглядел нас и спросил:
– Сколько кораблей и сколько воинов вы привели?
Асбьёрн вышел вперед и сказал:
– Три корабля и дюжину дюжин воинов.
Мстислав покачал головой:
– Это немного, но я знаю данов как могучих воинов, каждый из которых стоит трех саксов. И то, что я хочу предложить, покажется вам легкой прогулкой. Однако эта прогулка может принести вам немалую добычу.
Мы переглянулись, а Арвид даже сделал шаг вперед, чтобы лучше слышать. Мстислав продолжал:
– Как вы, возможно, слышали, тринадцать лет назад мы прогнали саксов, что брали с нас дань и хозяйничали в наших землях. Вместе с ними мы прогнали и священников Белого Христа и перестали платить им десятину. Наши боги просят с нас гораздо меньше, а урожай посылают лучше, и в битвах им больше веры! Как может Белый Бог послать нам удачу против саксов, если те молят его же о своей победе? Тут уж, понятно, важно, кто пожертвует больше, и потому священники Белого Христа в наших краях раздобрели, а их лица начали лосниться от обильной пищи. Но мой отец прогнал их и разрушил их святилища. Однако их главный бискуп34
не отказывается от десятины, и посылает своих воинов разорять наши земли, хотя у нас и мир с ярлом Бернхардом. И потому мы решили снова, как и тринадцать лет назад наведаться к нему в его город Хаммабург35.