Сияние

– Я весьма уверена, что знаете, мистер Сент-Джон. Я и те люди, чьи интересы я представляю, считаем, что вы находитесь в уникальном положении, позволяющем провести это расследование. Скажу для ясности: мы рассчитываем на успех. Мы рассчитываем на грандиозный успех. Мы рассчитываем на – не буду скрывать – тело. Нам сгодится любой вид. Живое или мёртвое, целое или по частям. В сознании или… хм… ну, в том состоянии, которое можно считать противоположностью сознания. Это даёт вам довольно широкое пространство для манёвров.

– Какой-то грёбаный гротеск, но поскольку я не стану заниматься этим делом, притворюсь, что не расслышал.

Она коротко рассмеялась. Её приглушённые сатурнианские гласные источали лесть; её венгерские согласные презрительно усмехались.

– Но кто, если не вы? Разве могли мы отыскать в любом мире, под любым камнем того, кто знаком с предметом наших поисков столь же близко? У кого могут найтись более сильные мотивы узнать правду, чем у Анхиса Сент-Джона, сироты из Адониса, мальчика, который видел всё? Мальчика с поющими руками? – Она схватила меня за руки, облачённые в перчатки, быстрее чем мои потрёпанные нейроны успели отреагировать. Кожа у неё была холодная даже сквозь перчатки. Я выдернул руки, сжав кулаки.

Дама-босс нахмурилась. Отступила на шаг, покачалась на пятках, как профессиональный боксёр. Первый раунд пошёл не так, как ей хотелось, но она уже выходила на этот ринг. Она принялась обстреливать меня фразами:

– Вы не помните ничего, что с вами происходило до десяти лет. Ваши родители были записаны как Пейто и Эрзули Кефус во время венерианской переписи населения 1940 года – османские подданные, задолженность по налогам немалая и тянущаяся с давних пор. Но с тем же успехом они могли бы оказаться персонажами какого-нибудь романа, принимая во внимание то, насколько вы ощущаете свою связь с ними. Вы не пользуетесь именем, которое они вам дали. Северин в день вашей встречи окрестила вас вот так, по-дурацки. Фамилию вы взяли у приёмного отца. Вы провели юность на Луне, но не в Титоне, а в Ибисе. Довольно милый прибрежный городок, но, что куда важнее, там имеется знаменитый госпиталь, специализирующийся в лечении…

– Хватит.

– …калек, безумцев и немощных. «Святая Нефтида», верно? Кажется, в Ибисе ещё есть очаровательный парк развлечений с отличными разухабистыми «русскими горками». И с электромобильчиками. Как же вам повезло! Кто бы не превратился в прекрасного юношу в таких идиллических условиях? Великолепное поместье с видом на Море Ясности. Самый зрачок человека-на-луне [50]. Игрушки, книги и хорошая, питательная, выращенная на Земле еда. Даже амбулаторное отделение! Но только ведь вы не прижились в «Святой Нефтиде», верно? Ну а кто бы прижился? Медсёстры бывают такими занудами…

– Прекратите.

– Итак, вы сбежали из госпиталя, от своего опекуна, от автомобильчиков и «русских горок». И куда же вас занесло первым делом? Ну же, вы точно это помните.

Моё лицо горело. Алкоголь, который я жадно глотал в «тэлботе», спешно устремился в обратном направлении.

– Да замолчите же вы наконец. Заткнитесь!

– О, но я не сомневаюсь, вы знаете ответ на вопрос лучше меня, мистер Сент-Джон. Что же это было за место? Марс? Нет, нет, Марс был позже, после того, как вы просохли – ну, по крайней мере, в первый раз. Так где же вы задержались поначалу?

Я стиснул зубы.

– Меркурий. Трисмегист.

– Ах, ну конечно. Гасиенда. Скажите-ка, это была ваша первая попытка самоубийства, или мы что-то упустили из того, что случилось под сенью Святой Нефти?

– Хватит.

– Скажите, мистер Сент-Джон, что собой представляет мальцовый кит на самом деле?

Человек может выслушивать собственную историю лишь до определённого предела, прежде чем он запросит пощады. Это и был мой предел, он самый.

– Так это ж я, – таков был мой весёлый ответ, и с этими словами я, приподняв на прощание шляпу, двинулся прочь от дамы-босса. «Быстро, но не бегом, – пронеслось у меня в голове. – Бегство никому не к лицу».

Я бросил через плечо:

– Приятного вам утра, мадам. Увидимся в аду.

– Мистер Сент-Джон, вернитесь сию же секунду, или к пробуждению стекла будете надрываться в титановой шахте.

Я застыл. Любой, кто бывал в шахте Урана, замер бы на месте.